«Элитарность - не в деньгах, а в активности»

Директор Независимого института социальной политики доктор экономических наук Татьяна Малева: «Элитарность - не в деньгах, а в активности».

«Средний класс» часто подают как некий социальный идеал - устойчивый, адаптивный, гарантирующий стабильность всей социальной структуры слой. В России он постепенно формируется. Но уж очень постепенно. А что происходит с классом «выше среднего» - с тем, что называется элитой? Об этом рассказывает директор Независимого института социальной политики доктор экономических наук Татьяна МАЛЕВА.

«Профиль»: Кого мы называем элитой?

Татьяна Малева: Термин «элита», в сущности, не имеет определения. Скажешь «элита» - напрашивается вопрос: в чем, в какой сфере? Элита бывает интеллектуальная, политическая, культурная, артистическая, техническая. Балетмейстер Большого театра - это элита, с ходу понимаем мы, не задаваясь вопросом о материальных и социальных параметрах его жизни. Допустим, он не бедный человек. Но главное для нас, конечно, то, что он входит в высшую социальную группу в своей сфере.

«П.»: А в мировой социальной практике как?

Т.М.: В мировой методологии высший класс - это очень богатые, иногда сверхбогатые слои. Для них стандартов просто нет. А под элитой во всем мире подразумевают не просто очень богатых людей, но тех из них, кто задает инновационные ориентиры поведения в финансовом, политическом, экономическом мире. Это самая активная часть высшего класса. В российской социологии четкого термина не появилось. Но тоже, конечно, подразумевается, что это активная часть высшего класса, которая серьезно влияет на среду.

«П.»: Мне кажется, если на улице спросить: что такое элита? - ответят: лучшие люди...

Т.М.: Нет, все-таки самые активные. Они могут действовать и в благих, и не благих целях. Но результата добиваются почти всегда. Они «лучшие люди» с точки зрения активной жизненной позиции. В сами условия существования высшего класса уже заверстана обреченность на активность; глава крупнейшей корпорации обязательно влияет на среду - рынок, производство, социальное окружение - просто в силу своего положения.

«П.»: Как экономический социолог можете оценить вес, число, границы наших элит?

Т.М.: Любой уважающий себя и сколько-нибудь грамотный социолог вам сразу скажет: механизмов количественного выявления элит нет. К каким бы методам построения опросной выборки вы ни прибегали (многоступенчатым, поселенческим и т.д.) - элиты не попадают ни в какие социологические замеры.

«П.»: Из-за минимальности своей, что ли?

Т.М.: Да нет, просто не попадают. Случайный выбор респондентов происходит на случайной улице, в случайном доме, а элиты в случайных домах не живут.

«П.»: А если зайти в неслучайный?

Т.М.: А вас туда не пустят. Или попробуйте взять интервью у американского миллиардера! Вас ждет либо несколько лет хождений и бесплодных записей у секретаря, либо вообще вы его так и не увидите. Никто также не назовет типичной единицей социологического наблюдения поселок Екатериновка на Рублевском шоссе. И даже если он у вас попадет в число наблюдаемых, вас остановят у его ворот. По-этому, когда услышите количественные оценки российской элиты, знайте, что это фальсификация.

«П.»: А официальная статистика?

Т.М.: Статистика базируется на бюджетных обследованиях домохозяйств, 44 с лишним тысячи домохозяйств специально ведут расходные и доходные дневники, а на их основании составляется баланс доходов и расходов российского населения (сейчас, правда, считают только расходы). Но с органами статистики элиты тоже не сотрудничают, их нельзя заставить вести эти дневники.

«П.»: А как же их считают во всем мире?

Т.М.: Во всем мире тоже нет никаких исследований, измеряющих, сколько людей относится к элитам, но там есть система национальных счетов, по которым можно понять, у какой по численности группы населения какая часть дохода сконцентрирована, и более-менее точно описать, сколько ресурсов находится, например, у 5% самых богатых жителей США.

«П.»: Ну а если навскидку оценить нашу элиту в количественных показателях?

Т.М.: С 95-процентной вероятностью можно сказать, что элиты составляют 1% в российском обществе. С количественной точки зрения это абсолютно ничтожная часть, которая сконцентрировала в своих руках огромные экономические, финансовые и политические ресурсы. Социальная структура нашего общества очень похожа на американскую, но она на одну ступеньку ниже. У нас 10% населения - бедные, 20% - средний класс, 68-70% - класс «ниже среднего» и где-то 1-2% - элита. В американском обществе около 20% составляет высший класс (у нас столько - средний), 70% - средний, а остальные - бедные. В России средний класс выполняет функцию большого американского высшего класса. А класс «ниже среднего» занимает место, которое должен был занять средний класс. Ну а бедные есть в любой стране, хотя российский бедный не похож на американского.

«П.»: Какую роль играют эти 1-2% элиты в экономической, финансовой и политической жизни страны?

Т.М.: Роль, которая многих не устраивает. Как не устраивает и концентрация у столь малочисленного слоя таких огромных ресурсов. В США этой ресурсной долей распоряжаются всеаки 15%. Уж не говоря о том, что Америка и Европа дают нам пример очень динамичной экономической и социальной структуры.

«П.»: Средний класс в России сейчас пополняется с трудом. А элиты?

Т.М.: В этот маленький слой двери закрыты давным-давно. Потому что его происхождение в значительной степени было связано с нелегальным доступом к ресурсам либо с приватизацией. Для того чтобы получить право на приватизацию того или иного крупного бизнеса, часто нужны были неформальные отношения и каналы; одни имели доступ к приватизационным каналам, а другие - нет.

«П.»: Олигархи - это не второе имя элит в России?

Т.М.: Олигархи - наиболее активная часть элит, которая сформировала свой капитал первыми, набрала политический опыт, изменила страну в своих интересах. Российские олигархи были готовы к дальнейшей экспансии своих экономических интересов, поскольку у нас еще очень много неустойчивых и неразделенных сфер. Правда, сейчас политическая ситуация не такова. Однако как бы Кремль ни моделировал свое будущее поведение, он не заинтересован рубить экономический сук - разрушить крупный бизнес при несильных среднем и малом. Попытка упорядочить и, возможно, ужесточить правила игры по отношению к крупному бизнесу наблюдается, государство пытается предотвратить экспансию олигархического капитала и задать более жесткие рамки взаимодействия с ним на будущее.

«П.»: Элиты могут быть объектом войны?

Т.М.: С элитами нельзя воевать, с ними всегда надо договариваться. И делать общее дело. Бизнес - на то и бизнес, чтобы четко знать свои интересы. Понятно, что элиты не всегда легко принимают правила игры и во взаимоотношениях с ними нужны опыт, воля, иногда давление. Но давай те не будем забывать, что речь идет о крупнейших работодателях и огромнейших рынках, от которых зависит вся страна. Они платят зарплату миллионам людей. В недавно развернувшейся дискуссии о социальной ответственности бизнеса досмешного доходило - предлагали чуть ли не вывешивать лозунги над станками «Победим бедность на рабочем месте!». Странно, однако, что бизнесмены промолчали и не произнесли вслух то, что давно известно экспертам: расходы бизнеса по выполнению социального законодательства сегодня многократно превышают социальные расходы бюджета.

«П.»: Войти в элиту ведь труднее, чем в средний класс?

Т.М.: Конечно. Ведь процесс первоначального накопления капитала уже прошел.

«П.»: Но медицина, образование - это ведь тоже бизнес, а их приватизация еще не завершена?

Т.М.: Да, это серьезный вопрос. Во всем мире лидирует производство услуг, у нас оно всегда отставало, мы только начинаем подтягиваться. Услуга невидима. Но само право оказывать такие услуги, как образование и здравоохранение, - это серьезное право. Видите, какая истерика возникла по поводу монетизации льгот, а ведь это тоже перераспределение сферы влияния в оказании услуг населению. Ректоры многих ведущих вузов, по-моему, вполне могли бы стать олигархами сферы образования, если бы была принята концепция полностью платного образования. Там, конечно, и сейчас обитают свои олигархи - олигархи второй очереди, они, может быть, не так заметны, но тоже входят в элиты, причем не только экономические, но и финансовые и политические.

«П.»: Так возможно пополнение высших классов таким образом?

Т.М.: Да. МГУ - это 80 тыс. учащихся и персонала, огромная экономическая сила. Целый город. И любой вуз - это десятки тысяч людей. Уж не говоря о том, что это сфера воздействия на умы. Система образования производит продукт, неуловимый для нее самой, воздействует на человеческий капитал, человеческий ресурс. По силе своего влияния на будущее страны, в том числе и экономическое, эта сфера мощнее, чем крупный бизнес.

«П.»: Можно прогнозировать, что это будет другое качество пополнения высшего класса?

Т.М.: Прогнозировать сложно, потому что не понятно, по какому пути мы все-таки пойдем. Страсти вокруг монетизации льгот подвешивают вопрос. Попытались сменить социальную парадигму, и вот как все обострилось...

«Профиль», № 13, 2005г.