Валентина Ланцева, первый пресс-секретарь Ельцина: “Простите меня, Борис Николаевич, за то, что я бросила вас…”

Окна ее офиса выходят на Тверскую. Каждые три минуты - пронзительный вой сирен: это мчатся по встречке сквозь пробки в Кремль нынешние хозяева жизни.

А перед нею коробки с книгами, пленками, дисками, черно-белыми фотографиями, аккредитационными карточками тогдашних журналистов, работавших с Ельциным и в Верховном совете…

Ее архив. То, что от него осталось, остальное сгорело пять лет назад.

Как только она дописала свои мемуары и передала несколько глав в издательство, бумаги сгорели вместе с дачей в Воронежской губернии, которую строили всей семьей 17 лет. Виновников пожара не нашли.

А я задаю Валентине Алексеевне свой первый вопрос: в какой бы свой день с Ельциным она хотела вернуться и что изменить?

- Мне нужно сейчас честно ответить, Катя, несмотря на то что после этой публикации, возможно, у меня опять усложнится жизнь. Симпатичный мне человек, Минтимер Шарипович Шаймиев, недавно сказал так: "Валь, ты уж раскройся, наконец!" В день рождения Шаймиева, в конце января, я оказалась по делам в Казани и позвонила его поздравить. Меня тут же соединили, мы с ним минут сорок хохотали, вспоминали, взгрустнули о Борисе Николаевиче. Минтимер Шарипович интересовался: "Валя, ты где? Почему молчишь?" Да нечего мне вроде сказать. Вдруг он промолвил: "Теперь я знаю тоже, что это такое - уходить". Он знал. Я позвонила в его личный праздник. Но когда посмотрела из своего окна на казанский кремль, где Шаймиев сидит сейчас (он же советник нового президента), там уже не стояла вереница машин и не было просителей с букетами… Да, я тоже понимаю, что такое уходить из власти. И я последую совету, который мне дал Шаймиев: "Расскажи о том времени, Валя, освободи душу". Он еще шутил: "Мы становимся никому не нужны". Это чувство ненужности, отыгранности не проходит очень долго. Я это пережила. Я думаю, что у Ельцина тоже было подобное. Но что значит - человек отыграл? Душа-то бессмертна.

В разговоре с Минтимером Шариповичем мы вспомнили такие моменты, о которых, как думаю, многие забыли. Как в Набережных Челнах на КамАЗе мы вместе карабкались на борт грузовичка, на котором Борис Николаевич произнес свою знаменитую, написанную нами же накануне речь: "Берите суверенитета столько, сколько сможете".

	Он хотел быть рядом со своими избирателями. Фото: Дмитрий Донской из архива Валентины Ланцевой.

- Так это была ваша фраза?

- Нет. Такие вещи Борис Николаевич всегда придумывал самостоятельно.

- Валентина Алексеевна, как вы стали пресс-секретарем Ельцина?

- Мы познакомились 20 февраля 89-го года. В Доме актера на Тверской. Я работала специальным корреспондентом казахстанского телевидения при Верховном совете СССР и заканчивала спецотделение факультета журналистики МГУ, готовилась в аспирантуру. Московской прописки у меня не было. Я жила в Доме аспирантов с одной девочкой с Украины Валей Лесняк. И вот она достала два билета на встречу с самим (!) Ельциным и позвала меня. А профессор Евгений Александрович Блажнов дал мне "партийное задание" - выяснить, когда же Борис Николаевич придет на журфак, он давно обещал… От начала Тверской толпа выпрашивала лишние билетики. Дежурили кордоны милиции. Я пробиралась сквозь них, прижимая к груди букетик тюльпанов. 20 февраля - день рождения моего мужа.

Мела пурга, но в воздухе все равно ощущалась близость весны. Зал для встречи с Ельциным был заполнен так, что яблоку негде упасть. Я нашла местечко в вестибюле и законспектировала речь Бориса Николаевича в две полные тетрадки. После выступления он вышел в фойе в окружении принимающей стороны. Я вытянулась, чтобы получше рассмотреть этого неординарного человека. Высокий, крупный, такой… родной - большими мужчинами меня не удивишь, у меня самой муж - метр девяносто три. И это хорошо. Такие люди с высоты своего роста по жизни не мелочатся. Такое мое мнение.

Ельцин вдруг разглядел меня через головы, кивнул на тюльпаны: "Это мне?" "Нет, отвечаю, не вам, но могу подарить, потому что скоро 23 февраля", - все расступились, чтобы я передала цветы. "А вы кто?" "Я - журналистка, - тут меня понесло. - Борис Николаевич, свое слово надо держать, вы же обещали выступить на журфаке". Он заулыбался: "Позвоните мне: 257-…".

Два дня прошли в сомнениях. Что ему надо? 23 февраля я набрала этот номер, ответил его тогдашний помощник Суханов Лев Евгеньевич: "Та самая журналистка с тюльпанами?! А мы вас ждем".

- Опальный Ельцин тогда, кажется, работал первым заместителем главы Госстроя?

- Да, я поехала к нему в Госстрой. Ельцин тут же предложил мне с ним работать. "Имейте в виду - денег у меня нет, идей у нас много, но еще больше на меня льют сегодня всякой грязи". Он вытащил из стола папку документов: "Ознакомьтесь". Это была негативная пресса, которую тогда состряпали по приказу Горбачева. Был один документ, очень жесткий, он касался здоровья, в нем Бориса Николаевича постарались сильно унизить. Как же человеку нужна помощь, если он обращается за ней к неизвестной провинциальной журналистке? Его доверие меня потрясло. Я согласилась.

- В той первой команде единомышленников вас было много?

- Самые близкие, те, кто у сердца. Львы - Шемаев, Суханов, Демидов, Саша Музыкантский, Валера Борцов, Лида Муранова, потом к ним присоединилась я. Мы обсуждали тексты его выступлений. Шемаев со своей сумасшедшей харизмой выводил тысячи людей на улицы на демонстрации. Что за время было! И вы бы видели, какой Ельцин тогда был, - глаза Валентины Алексеевны загораются. - Красавец! Молодой! Да мы все были молоды и романтичны. А ведь жили как ни попадя! Я скиталась по Москве, нередко ночевала у друзей, недалеко от Переделкина. Как-то, помню, очень спешила на важную встречу и сократила путь до станции, перелезая через вагоны, порвала свой костюм, забежала к подружке, и та переодела меня в ситцевое платье в цветочек. В таком виде я пришла в Кремль. Боже мой! Это была революция! Зато в душе была весна! Потом со временем у Ельцина уже появились другие доверенные лица, круг расширился.

	"Как молоды мы были…" Первая команда будущего президента Ельцина. В.Ланцева - четвертая слева. Фото из архива Валентины Ланцевой.

- Александр Коржаков?

- Коржаков стал активным участником событий на следующее утро после того, как Борис Николаевич искупался в реке. До этого он преспокойно работал в стороне, наверное, симпатизировал, наверное, ждал, когда освободится место… Что тогда произошло на самом деле, абсолютно точно знают два человека - я и Наина Иосифовна. Я не расскажу. Кто такой был Саша Коржаков? Представьте себе майора - ать-два. Верный служака, которому судьба дала шанс. Ему во всем доверился первый человек страны… У меня к Саше Коржакову одна претензия - его книга. Я очень расстроилась, когда она вышла. Я с ним публично разругалась. Даже не буду повторяться, как я его назвала. Это грязная, лучше сказать, грустная книжка. Да, Ельцин был из мяса, костей и, извините меня, из соплей. Он болел, он ходил в туалет. Но офицер, уже генерал не имел права публиковать своего мнения о человеке, который подпустил его к себе так близко. При этом Саша все время пытается выгородить себя. Судя по тому, что лично обо мне там нет ни слова правды, думаю, что и в других случаях не все соответствует действительности. Он, к примеру, заявляет, что никогда не чистил сапоги Борис Николаевичу… Я готова свидетельствовать - чистил. Во время первой предвыборной кампании мы приехали во Владивосток, на дачу, где мы поселились, пришли журналисты, попросили Борис Николаевича спуститься вниз, но он только выглянул с балкона: "Не могу. Ботинок нету". В этот время Саша Коржаков как раз и чистил его ботинки.

- Судя по всему, у вас с Коржаковым были сложные взаимоотношения?

- Наверное, он меня недолюбливал. В какой-то степени я мешала его работе. Вероятно, он не очень понимал, чем я занимаюсь и кто я такая. Приходят мои журналисты на пресс-конференцию, вплотную со всех сторон, даже со спины, обступают Бориса Николаевича, буквально висят на нем (да, тогда и такое бывало возможно). В обязанности Коржакова входило держать посторонних как можно дальше от хозяина.

- Но как это можно было сделать? Популярность у Ельцина была невероятной, народ его обожал…

- Да, вся страна скандировала: "Борис, борись!" Я верила, да все верили, что дальше жизнь пойдет трудная, но искренняя. Подошел к власти человек сильный, волевой, харизматичный. Он и был царь. В первую президентскую предвыборную кампанию мы объездили с Борисом Николаевичем страну за 22 дня. В Челябинске нас встречали нищие бабушки с вещевыми мешками в руках, они были одеты, как ходоки к Ленину, они рыдали: "Хлеба нету! Брюков нету! Борис Николаевич, что делать?" Только в Ельцине они видели истину в последней инстанции. Владивосток, Камчатка, Курилы… Ельцин познал Россию такой, какая она была. Он увидел, как наши офицеры морские, погранцы подвязывают подошвы своих ботинок бельевыми веревками, чтобы те при ходьбе не отвалились. Видел полки пустые, видел, что полная разруха.

А эта идея Бориса Николаевича летать обычными рейсовыми самолетами со своим народом - безумие! Какая охрана, что ты! Максимум один человек! Мы возвращались в Москву, потом опять мчались куда-то. Помню, в Воронеже я опоздала на самолет. Тот уже вырулил на взлетную полосу, когда Борис Николаевич заметил меня через иллюминатор и приказал остановить машину. И его сразу послушались! Я отказалась садиться - гордая была. Меня подхватили с двух сторон по его просьбе и буквально впихнули в салон с летного поля. А я еще и фыркала!

- Характер…

- Борис Николаевич что-то разглядел во мне, нет, не преданность - наверное, дерзость журналиста, который хотел видеть, как творится история. Корреспонденты приезжали из какого-то села, из тмутаракани совсем, и они говорили мне: "У нас районная газета. В ней работают всего четыре человека. Но мы мечтаем взять интервью у Бориса Николаевича". Господи, это был их единственный шанс. А Ельцин видел искринки в моих глазах и тоже загорался: "Дадим, конечно!"

- Очень удобно иметь при себе человека, который пашет за идею.

- Катя, тогда все пахали за идею (улыбается). Борис Николаевич жил только на зарплату, Наина Иосифовна уже не работала, у девчонок были свои семьи. Но мы не жаловались. Борис Николаевич как-то сказал: "Я сломал вам жизнь, Валентина Алексеевна!" - что во многом, честно говоря, соответствовало истине. Лишь когда Борис Николаевич стал председателем Верховного совета, мне как работнику Верховного совета наконец дали возможность поселиться в гостинице "Москва" в одноместном номере. Номер оплачивал Верховный совет. Я прожила там три с половиной года. Да еще семью вытащила из Казахстана, боялась всех растерять.

- Странное дело, Валентина Алексеевна, вы были пресс-секретарем Ельцина, а его бестселлер "Исповедь на заданную тему" написал никому не известный молодой журналист Юмашев.

- Валю я знаю тоже с 89-го года. "Исповедь" мы делали вместе. Сложилась такая ситуация, что Борис Николаевич - вот ведь политик! - параллельно заказал свою книгу мне и Вале. Борис Николаевич наговаривал книгу на диктофон. Диктофон был мой. Он наговаривал ее днем и ночью - усталый, обиженный, раздраженный, веселый. Такой его голос я слышала, когда расшифровывала кассеты. О том, что авторов двое, я узнала от своего друга Музыкантского. Название предложил Валя. Он же проводил и финансовые переговоры. Однажды мне позвонила Наина Иосифовна и сказала: "Представляете, время горит, а Валя свой вариант нам еще не предоставил!" Я попросила ее не волноваться и передала свою рукопись Тане (Дьяченко. - Авт.), мы встретились у метро "Белорусская", я отдала ей также свою пишущую машинку. Таня уехала на дачу, за неделю они там все поправили и окончательный вариант отослали в издательство. Это была честная журналистская работа. Первый тираж был у французов. Когда книга Бориса Николаевича вышла, он поблагодарил меня за сотрудничество перед всей семьей, пообещал даже заплатить, но все закончилось тем, что первый миллион долларов гонорара мы совершенно спокойно отдали на покупку одноразовых шприцев. Шел 90-й год, шприцев в больницах не было…

На обложке самой первой "Исповеди" на французском, которую хранит Ланцева, с подписью Ельцина, видны пятна от коньяка.

"Это мы ее выход обмывали, - улыбается Ланцева. - Коньяк был обыкновенный, молдавский, мы с Борисом Николаевичем и ребятами наполнили граненые стаканы на четверть, и я вас уверяю, что ни один из нас не допил до конца".

* * *

- Валентина Алексеевна, вы ушли от Ельцина на пике его славы. Он - избранный президент, через несколько дней инаугурация. В чем причина? Так не бывает.

- За три дня до инаугурации у нас состоялся с Борисом Николаевичем нелицеприятный разговор. Я сказала, что устала. Мы остались живы. Нас не убили. Мы победили. Я решила, что ресурсов работать при президенте дальше у меня нет. Я понимала, что слишком эмоциональна, что совершаю много ошибок… Честно говоря, в тот момент я думала о себе. Я не осознавала всей сложности будущего пути этого человека.

Ельцина цементировала и обволакивала совершенно другая масса. Вдруг выплыли те, кто до этого выжидал и присматривался. Те, кто больше всех орал о недопустимости привилегий, потребовали их. Тот же Коржаков сразу накатал бумагу в хозяйственное управление, чтобы его команде выдали полтора десятка норковых шапок. Зачем ему нужны были эти норковые шапки? Страна голодала. Но многие после избрания кинулись бешено собирать дивиденды с Бориса Николаевича за то, что вовремя стояли рядом.

- Уйдя от президента Ельцина, вы остались в Верховном совете?

- Я возглавила пресс-службу Верховного совета. Сейчас я могу говорить открыто, была еще одна причина моего ухода - я должна была стать глазами и ушами Ельцина у Хасбулатова.

- А ведь именно вы, кажется, и познакомили Руслана Имрановича с Борисом Николаевичем? Думали ли вы, что это едва не приведет к гражданской войне?

- Я впервые столкнулась с Хасбулатовым в день, когда мы с друзьями-аспирантами обмывали наши дипломы. В гостиницу "Москва" этого профессора плехановского университета притащил Володечка Прохватилов, мой друг. Мы сильно подквасили, а затем всей гурьбой поехали в Дом аспирантов, там и продолжили банкет. Все разъехались, а я почему-то не могла попасть в свою комнату. Она была закрыта с той стороны. Наутро оттуда вышел Хасбулатов с одной из девочек. Я ему честно сказала: "Руслан, что же ты делаешь, у тебя заседание кафедры". Он закричал: "Я не могу туда пойти. Я весь помятый. У меня у рубашки рукава грязные". Я подвернула ему обшлаги рубашки и вручила 50 рублей - на такси до работы. Эти 50 советских студенческих рублей он мне так и не вернул.

	Дарственная надпись Бориса Николаевича на французском варианте "Исповеди". Фото: Екатерина Сажнева

- Зачем же вы его представили Ельцину?

- Ребята сказали, что Хасбулатов полезен для демократии. Руслан Имранович пригласил меня в обычную трехкомнатную квартиру на Ленинском. Его жена Рая приготовила хороший ужин, Руслан Имранович задушевно клялся в том, что будет служить Ельцину верой и правдой, умолял меня его представить.

- Вы предполагали, что он взлетит так высоко и станет спикером?

- Мне кажется, что и сам Руслан Имранович сильно растерялся, когда произошел его взлет. Его ракета вознеслась неожиданно и сгорела в верхах. Голова у него пошла кругом. Он не мог сопротивляться тем силам, которые его в результате и спалили. Хасбулатов, как я видела, очень любил себя. В один момент он действительно поверил, что сможет править этой страной. Это привело к октябрю 93-го.

- Но разве он был не прав? Разве не справедлива та схема государства, при которой парламент хоть как-то контролирует деятельность первого лица?

- Это даже необходимо! В развитом обществе. Но представьте себе: Россия разваливается на глазах. При этом каждая из ветвей власти тянет одеяло на себя. Это, что ли, время для занятий парламентаризмом? Что, в такой ситуации надо было дать возможность профессору Хасбулатову порулить? Это сегодня мы можем рассуждать о контроле над правительством - а тогда даже самые умные, но преждевременные мысли были опасны. Летчик Руцкой этого не понимал. Теоретик Хасбулатов не хотел понимать.

- Как-то вы о нем жестоко.

- Я же с ним работала, Катя! Ельцин абсолютно правильно поступил, что не выполнил требование повстанцев и не ограничил свою власть.

- В октябре 93-го вы были в Белом доме?

- Спасибо Руслану Имрановичу - нет, он меня незадолго до этого просто сократил. Он привез из Чечни своих людей. Я потеряла к нему даже чисто человеческое уважение. По приглашению Назарбаева я уехала в Казахстан, чтобы создать информационное агентство "Евразия". Но 3 октября 93-го года, так совпало, я вернулась в Москву, ехала домой по Дмитровскому шоссе, когда услышала взволнованный голос Олечки Василенко из "Открытого радио": "Руцкой призывает бомбить Кремль!" Ах ты, гад такой! Ты его строил? И я сказала шоферу: "Поворачивай, едем в Кремль". Я свободно по пропуску, который мне каждый год выписывал Суханов, зашла к Сергею Филатову, на тот момент начальнику штаба по чрезвычайной ситуации. Там уже сидели Михаил Полторанин и Андрей Макаров, они нервно глотали очень вкусные кремлевские пирожки с мясом и были такие растерянные, что не могли даже ответить, где находится Борис Николаевич. Заглянул Геннадий Эдуардович Бурбулис.

- Бывший серый кардинал Ельцина, как говорят, именно он когда-то принимал все стратегические решения…

- Бурбулис был чрезвычайно умен, но слишком технологичен. Возможно, именно поэтому он и остался непонятым. Он и мне не был близок. Хотя я видела, в душе он был романтик. Вы знаете, что Геннадий Эдуардович писал стихи? И я даже знаю девушку, которой он их посвящал… Вот ведь странная вещь, обычно мы ищем причины тогдашнего конфликта в политических сферах, забывая про обыкновенные человеческие слабости. Дело в том, что Бурбулис и Хасбулатов симпатизировали одной и той же девушке из аппарата Белого дома. Бурбулис посвящал ей стихи. А Руслан Имранович, уж извините, тащил на диван. Многие догадывались о том, что происходит, и это еще больше, как мне кажется, обостряло неприязнь между Бурбулисом и Хасбулатовым, президентом и парламентом… Девушка прибегала ко мне жаловаться, я шла к Руслану, стучала кулаком по столу: "Как ты можешь так с ней поступать?" Ну и кто меня потерпел бы после этого? Слишком много знала.

В те страшные октябрьские дни в Кремле я приняла важное решение, за которое потом едва не поплатилась жизнью. Ситуация была тяжелейшая, все надеялись на авось. Кто на самом деле дергал за ниточки? Можно только предполагать. Ночь. Людей нет. Где Ельцин - никто не знает. Расползаются жуткие слухи о том, что повстанцы уже взяли "Останкино"… Утром на весь мир пошла картинка из CNN - танки у Белого дома. На весь мир - кроме России. В России эти кадры сперва не транслировали.

Я оставалась у Волкова Вячеслава, он был первым заместителем главы чрезвычайного штаба.

	Графика: Иван Скрипалев

Катя, я же телевизионщица, я пришла на телевидение в 20 лет! Я видела эту страшную "чужую" картинку. Я металась. В прямом эфире шла гражданская война! И страна об этом даже не подозревала! Для России информацию перекрыли! В Белом доме оставались мои друзья, близкие мне люди, были те, кто пошел туда с желанием переломить ситуацию…

Внезапно на уровне озарения, шестого чувства я подумала, что это может быть и провокацией против лично Бориса Николаевича, что во всем обвинят именно его - и никто потом ничего не докажет. Как вовремя, однако, подготовились к важной съемке американские телевизионщики. Даже на крыше их посольства уже заранее стояли телевизионные камеры, направленные на Белый дом, они через наш российский спутник монопольно продавали сигнал на весь мир... Я попросила Волкова набрать Шаболовку, Подгорбунского Сережу, директора Российского телевидения, я знала еще по работе в Казахстане. Как телевизионщица я сознавала как можно переломить ситуацию, спасти Бориса Николаевича… Волков совершил героический поступок - он мне поверил и позвонил. Сережа подтвердил, что технические возможности забрать картинку у Си-Эн-Эн есть. И мы ее забрали! Это сделали именно журналисты! Решение принял Олег Попцов. Из одной аппаратной в другую аппаратную "перебросили петлю". Мы забрали американскую картинку, чтобы показать ее на весь Советский Союз. (От волнения Ланцева срывается и забывает, что Советского Союза тогда уже не существовало).

- То есть вы украли картинку у CNN? А как же авторские права?

- Это был единственный выход. Американская ведущая нервно объявила: мы не понимаем, что происходит, у нас забирают продукт… Тогда мы с Волковым позвонили шефу CNN: "Извините, вы работаете в стране, где введено чрезвычайное положение. Будьте добры, подчиняйтесь нашим законам". Вопрос был улажен. А вскоре прекратилась и стрельба. Одно дело безнаказанно палить из танков и совсем другое - делать это в прямом эфире. И я до сих пор свято уверена, что если бы не подвиг журналистов, посмевших открыто показать то, что происходило в Москве, еще неизвестно, чем бы все закончилось… Когда человеку в реальном времени показывают правду, очень трудно потом заставить его поверить лжи.

Много было потом спекуляций на эту тему. Ельцина обвинили в жажде власти. Это совершенно несправедливо. Я думаю, что все, кто за него голосовал, все, кто его поддержал в 89-м году, кто кричал "Борис, борись!", должны нести равную ответственность за то, что случилось с Россией. Да, Ельцин всегда был неправ. Именно потому, что он всегда был прав.

Наши эмоции и наши желания захлестнули нас. Младенец Россия получил свободу, не научившись твердо стоять на ногах.

Поэтому с нами произошло то, что произошло…

В Белом доме в восьмом подъезде на пятом этаже навсегда остался ее компьютер, простреленный пулей. Ланцева потом долго выпрашивала его как память - нет, списали. 

Выскочило несколько заявлений бывших "друзей" о том, что именно Ланцева вывезла в Кремль из расстрельного Белого дома архив. Возможно, именно поэтому потом ее дачу "сожгли".

- Когда все закончилось, наутро я ушла из Кремля, потому что увидела многих людей, которые пришли туда после спокойной ночи со свежим маникюром и с хорошей прической. У них все было в порядке. Они отсиделись, они сделали себя красивыми. И я вдруг почувствовала, что меня тошнит…

* * *

Пронзительно вереща мигалками, несутся по Тверской в Кремль, минуя пробки, по встречке, нынешние хозяева России. 

Теперь, когда даже случаются теракты, ведущие телеканалы страны не прерывают для новостей трансляцию развлекательных программ и сериалов. Зачем?

Журналисты перестали быть четвертой властью. Правители отгородились от народа пуленепробиваемыми стеклами "Мерседесов".

Маятник качнулся в другую сторону.

- Я думаю, поздний Ельцин слишком доверился близким ему людям, он слишком любил свою семью… Он очень хотел, чтобы у них у всех все было хорошо, - размышляет Ланцева. - А те, кто были рядом с ним в первые годы, уже ничего поделать не могли.

Суханов, его первый личный помощник, умер, Лев Демидов умер, Лев Шемаев, который и выводил на улицы все эти демонстрации, очень болен, живет на даче, после сердечной операции, одинокий, с собаками.

Александр Музыкантский - уполномоченный по правам человека по Москве.

Борцов Валерка - казачок из Ростова, на пенсии. Я… Так и напиши, что я прошу милостыню, - Валентина Алексеевна Ланцева усмехается. -Я - президент общественного фонд Святого Апостола Павла. Мы занимаемся народной дипломатией. На свои деньги, учредителей и благотворителей, восстанавливаем православные памятники в Сирии, древние монастыри… Так уж получилось, что я, светская журналистка, дерзкая, независимая, с возрастом пришла к вере. Ничто не просто так и ничто не зря в этом мире…

- Ты говоришь, какой день в своей жизни я хотела бы изменить? - она даже уже не задумывается. - Катя, не искушай… Если бы какое-то время назад мне задали этот же вопрос, я бы ответила по-другому. Во мне не изжилось еще чувство обиды - как же я такая хорошая и меня по достоинству не оценили? Тогда я сделала первую попытку написать свои мемуары. Книжка моя называлась "Одиннадцатая заповедь. Не бойся". Она сгорела, потому что пять лет назад я написала бы все не так. Я еще не видела себя со стороны - какая же я была молодая и глупая! Мне судьба дала шанс изменить нашу журналистскую среду, быть рядом с человеком, который изменил страну, а я этот шанс не использовала. И даже совершив ошибку, я еще долгие годы самоуверенно себя оправдывала. Я точно знаю, что в день, когда я отказалась идти с Борис Николаевичем дальше, я бы поступила иначе. Я сказала бы ему: "Борис Николаевич, мне нужно недельку отдохнуть, а потом я вернусь и буду снова работать с вами. Столько, сколько вы потребуете. Я никогда вас не брошу".

- С Борисом Николаевичем судьба свела меня еще всего один только раз. Это было в Казахстане. Уже в 98-м. Помните, когда он выходил из самолета и споткнулся о ковровую дорожку и эти идиоты растрезвонили на весь мир, что на встречу прилетел не Ельцин - а его двойник? Я приехала во дворец Нурсултана Абишевича, там была Татьяна, мы обнялись. И в это время в вестибюль вышли Назарбаев и Борис Николаевич. Я быстро-быстро отошла в сторону, чтобы не стоять у них на пути. Назарбаев вел Ельцина под руку, тот был уже очень тяжелый, грузный. Вдруг Ельцин случайно разглядел в стороне меня… Поднял глаза на Назарбаева: "Это Валя?" Тот кивнул. И Ельцин освободил тогда свою руку и самостоятельно пошел в противоположную сторону, к лестнице, где стояла я и не могла сдвинуться с места. Он шел и с каждым шагом расправлял плечи, как командор, и улыбался.

- Как тогда, в феврале 89-го? В Доме актеров?

- Да. Картинка повторилась. Я даже как-то раньше и не задумывалась об этом… Он снова был оттуда - из 89-го, молодой, красивый, здоровый, у которого все впереди. А не одинокий и всеми покинутый президент, чье время подходило к концу… Меня подталкивал вперед помощник Нурсултана Абишевича. Но я сделала всего один шаг. Остальной путь проделал он сам. Мы неловко обнялись. Его губы дрожали. Глаза были полны слез. "Ну ладно вам, Борис Николаевич!" - чтобы снять напряжение, мы оба рассмеялись. Я не пошла за ним в зал, чтобы слушать его речь, а пошла рыдать под лестницу… А потом я увидела его только в храме Христа Спасителя в 2007-м, когда вся наша оставшаяся командочка пришла с ним попрощаться…