Дмитрий Рогозин продолжает считать НАТО военной машиной, приближающейся к границам России. Фото: Константин Завражин

В четверг Дмитрий Рогозин указом президента РФ назначен новым представителем России в НАТО. В эксклюзивном интервью "Российской газете" постпред рассказал о том, как принималось решение о его назначении:

Российская газета: Разговоры о вашем возможном назначении начались еще в конце октября, однако окончательное решение принято только сейчас. С чем связан такой срок обсуждения вашей кандидатуры?

Дмитрий Рогозин: Дело в том, что речь идет о назначении на дипломатическую работу, а это в каком-то смысле - рутина. И она связана с позицией партнеров. НАТО - это 26 стран. Со всеми ими должна была пройти сложная процедура согласования моей кандидатуры.

РГ: Вы допускаете то, что НАТО могло не одобрить вашу кандидатуру?

Рогозин: Сомнений в окончательном решении не было. Мне еще раньше позвонил министр иностранных дел Сергей Лавров и сообщил, что никаких возражений у наших партнеров нет, поскольку это -  суверенное право России назначать своих представителей. Лавров лишь попросил ускорить принятие внутреннего решения  между странами НАТО. Теперь все завершилось: указ президента на руках, он уже подписан.

РГ: Вы еще до начала предвыборной кампании заявили о том, что работа в парламенте перестала вас интересовать. Представляли ли вы свой дальнейший путь? Было ли неожиданным для вас новое предложение?

Рогозин:  Я действительно не хотел уже работать в Думе. И это решения я принял еще два года назад, когда я полностью исчерпал все свои возможности как руководитель фракции в четвертом созыве. Потому что до тех пор, работая в Госдуме, я чувствовал, что приношу пользу своим избирателям и могу реализоваться как личность, как человек. Потом я понял, что ни одно мое решение или решение фракции, которую я представляю, не может дойти даже до первого чтения в Госдуме. Я решил, что не могу обманывать себя и своих сторонников. Это не в моих правилах. Есть, конечно, пассажиры, которые любят ездить зайцем в чужих поездах, но я не из них. Я понял, что надо менять свою жизнь. Я снял с себя сначала все должности в партии и во фракции, чтобы своей настырностью не мешать коллегам, которые хотят поспокойнее доехать до конца своих полномочий и ехать дальше. Но, к слову, многие так и не поехали, что говорит о роли личности в истории.

РГ:  Как возникла идея о вашей работе в Брюсселе?

Рогозин: Я начал искать какую-то новую тему в жизни, которая могла бы мне принести чувство востребованности. И решил вернуться к истокам. По образованию я - международник. Я закончил международное отделение журфака МГУ. Еще в школе я интересовался военными делами. И не просто интересовался: у меня отец военный, причем не просто военный,  а крупный военный ученый. Я могу сказать, что я на коленках у генеральных конструкторов и крупных военачальников вырос. Они все перебывали у нас дома,  курили с отцом на кухне, ругались, мирились. И я вырос в этой среде - в окружении белой косточки армейской, цвета русского кадрового офицерского корпуса. Поэтому меня все это всегда интересовало. Одну из двух своих дипломных работ я написал на тему военной политики Франции с 1966 года. Международными вопросами я занимался в Университете и после него. Защитил кандидатскую диссертацию, потом - докторскую на философском факультете МГУ, тоже по проблемам национальной безопасности. Потом вел специальный курс по национальной безопасности на философском факультете МГУ. А потом вдруг так легла карта, что в 2000 году меня избрали председателем международного комитета Госдумы. У меня были четыре года такой очень жесткой работы, смысл которой сводился и, в том числе, к ратификации всех крупнейших международных соглашений по безопасности,  разоружению, сотрудничеству в военной сфере. Я возглавлял комиссию по ратификации СНВ-2, по ратификации договора о наступательном потенциале. То есть я эту тему очень хорошо изучил и даже вместе с крупными учеными написал и выпустил первый словарь терминов по военно-политической проблематике. Ассоциация книгоиздателей России признала его лучшей книгой 2004 года. Я этим болею. Это - моя тема. Более того, я чувствовал, что, оказавшись в тупике во внутренней политике, я могу выйти во внешнюю политику и там реализоваться.

РГ: Что такое, на ваш взгляд, постпред России в НАТО? В чем особенность такой работы?

Рогозин: Наши политологи шутят: НАТО является цепным псом западной демократии, часто лает, но не кусает. НАТО - это 26 очень разных стран. Плюс новые члены, в некоторых из которых до сих пор говорят по-русски. Среди первых - страны старой европейской демократии. Это и США, которые стараются верховодить в этой организации. Совокупный экономический, военный и политический потенциал этой организации таков, что вряд ли можно найти конкурента или оппонента, достойного их. Ни Россия, ни Китай, даже в совокупности уступают НАТО по мощи. Для того, чтобы работать с натовцами, надо понимать, что у них есть достаточно серьезные внутренние разногласия.

Во-первых, в каждой из стран-членов альянса существует не одна партия и монополия одной партии, а есть разные партии с разными взглядами на внешнюю политику. У социал-демократов - один взгляд, у консерваторов - другой, у демохроистиан - третий. Есть и такие группировки как антиглобалисты, которые собирают,  как правило ультралевых граждан.  У них у всех есть свое мнение, они все читают газеты, все имеют право на самовыражение. И, зная  язык,  через СМИ можно воздействовать на эту среду, объясняя им то, что, конечно, у их стран есть национальные интересы, но и у России тоже есть народ, тоже есть чувство национальной безопасности. Они должны понимать, что чья-то безопасность не может достигаться за счет ущемления чужой безопасности. С ними надо разговаривать по-человечески. Это - политическая задача, а не дипломатическая. Вторая политическая задача - воздействовать в рамках публичной дипломатии.

РГ: А что это значит в данном случае?

Рогозин: Это когда государство или органы, приближенные к государственной машине, воздействуют на общественное мнение. Это не общественная дипломатия, а публичная, когда государство взаимодействует с общественностью, штучно работая с ведущими публицистами, с экспертами этих стран. Это тоже должен делать политик, а не человек, имеющий сугубо дипломатическую задачу. И, что крайне важно, это воздействовать на общественное мнение в своей собственной стране, объяснять, что происходит там, не создавая врагов там, где их можно не создавать, при этом сплачивая нацию, чтобы иметь инстинкт самозащиты. Это тоже чисто политическая задача. Поэтому, как думаю я и, как мы говорили вначале, когда это предложение только появилось, на этом посту речь должна идти о политико-дипломатической работе.

РГ: На какой период рассчитана ваша работа?

Рогозин: Вообще  существует правило, что послы России и постпреды назначаются на четыре года. Срок может быть меньше, может быть больше. Существует еще и мое личное мнение: сколько я смогу пробыть на этой работе. На самом деле срок, специфика этой работы, мой конкретный политический мандат, дипломатический  мандат, приоритеты будут расставлены в ходе встречи с президентом. Я думаю, что будет откровенный разговор, и я получу с его стороны представление о том, чего я  должен в первую очередь добиваться и какова будет моя дальнейшая судьба.

РГ: Кому, какому ведомству вы будете подчинять?

Рогозин: Я могу сказать только то, что почувствовал во время предварительных консультаций. Отношения с НАТО у нас замыкаются не только на МИД, но на все правительство. Борьба с наркоугрозой - это означает теснейшее сотрудничество с МВД. Я провел там уже серию очень важных встреч - и с руководством министерства, и с главным управлением по борьбе  с организованной преступностью, посетил Центр по подготовке специалистов по борьбе с наркоугрозой, который находится в  Домодедово. Одновременно эта тема затрагивает наш наркоконтроль, с Виктором Черкесовым я тоже уже повстречался  и мы очень подробно поговорили.

Второй блок - борьба с  терроризмом. Это - прежде всего, ФСБ и МВД. С руководством двух этих ведомств я уже наметил глубокое сотрудничество. Проблема  экспорта оружия, стандартизация вооружения России-НАТО, проблема авторского права в вопросах торговли вооружением (например, защита нашей марки «Калашников» - до сих пор есть страны,
которые считают возможным не платить нам за использование нашей марки и  печатать автоматы!) - это, безусловно, сотрудничество с Рособоронэкспортом. С господином Чемезовым мы провели хорошие консультации. И, конечно, это - Министерство обороны. С Анатолием Сердюковым мы повстречались, встречался я с руководителями ведущих главков Минобороны, которые занимаются этими вопросами. 

Будет сотрудничество с ведомством господина Шойгу, потому что между Россией и НАТО существует активно развивающаяся программа, связанная с реагированием на необходимость спасения людей  в чрезвычайных ситуациях. Это сотрудничество показывает, что постпредство России в НАТО, где работает много военных и гражданских специалистов,  замыкается не только на МИД, а является межведомственным представительским органом. Конечно, я буду замыкаться и на президента,  и на  Совет Безопасности, и на Министретсво обороны, но не только на них, но и на других партнеров.

РГ: Будет ли у вас право кадровых решений?

Рогозин: Вообще, ведомства сами определяются с назначением своих представителей в этот орган. Как правило, послы-дипломаты этим не занимаются. Они получают представление со Смоленки, кто будет работать. А там достаточно профессионально подготовленный состав.

Поэтому в принципе кадровая проблема снимается. Более того, повышается  зарплата и государство начинает потихоньку конкурировать с бизнесом.  Но у меня могут появиться  и свои предпочтения, но только после того, как я поработаю некоторое время. А везти с собой обоз с тещей и пожитками я не собираюсь. Я  не хочу выглядеть ни смешно, ни непрофессионально. Приеду, осмотрюсь, приму решение и тогда уже выйду со своими предложениями к руководству страны и ведомств, как сделать персональный состав представительства максимально дееспособным.

РГ: У вас сколько языков?

Рогозин: В хорошем состоянии три языка - французский, испанский и английский. В неплохом состоянии у меня итальянский язык, украинский и чешский. Ну, украинский, я надеюсь, никогда не понадобится, а чешский уже нужен.

РГ: После консультаций в международных комитетах парламента вы говорили об основных проблемах - Косово, Иран, Афганистан. Понятно, что добавилась проблема ДОВСЕ. Чем придется заниматься  в первую очередь?

Рогозин: Задачи поставит президент России - он определяет внешнюю политику страны. А проблемы очевидны - Косово, Иран, Афганистан, ДОВСЕ. Что касается ДОВСЕ, то здесь речь пойдет об освобождении этой сферы, я бы сказал, от колониальной зависимости в вопросах безопасности. ДОВСЕ в изначальном виде был анахронизмом холодной войны. Договор подписывался, когда уже было ясно, что Варшавского договора уже через два-три дня не будет. Адаптированная версия была увешана всякими оговорками, типа вывода наших войск из Грузии, из Приднестровья. Из Грузии мы вывели свои войска, мы бы сделали это и по другому поводу: что такое военная база, которая упакована внутри страны, которая проводит по отношению к нам недружественную политику? Эта база недееспособна, она будет уничтожена в первые минуты конфликта. Наши базы в Грузии были как заложники, их надо было выводить по любому. Что касается Приднестровья, то там нет уже никакой армии. Там есть небольшая группа охраны армейских складов в местечке Колбасное. Можно себе представить, что мы уберем эту охрану. Но также можно представить, где окажется вся эта взрывчатка, все это оружие на следующий день и где оно начнет стрелять вновь. Мы, как страна ответственная, просто не имеем  право разбрасываться оружием. Мы уже наразбрасывались в Чечене и до сих пор икаем. Поэтому ДОВСЕ - это, прежде всего, вопрос доверия между Россией и НАТО. Политическая карта Европы сильно изменилась, и мы должны иметь четкие гарантии безопасности. Мы  должны исходить из  того, что главная задача наша - укреплять доверие. Ни один нормальный человек даже в страшном сне не  может себе представить, что мы будем воевать с Европой.