ВЛАДИМИР КОСТРОВ: РУССКАЯ ПОЭЗИЯ - СОКРОВИЩНИЦА ЗВУКА ИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ ОТМЕЧАЕТ СВОЕ 70-ЛЕТИЕ

Владимира Кострова, лауреата Государственной премии России, премий имени А.Т. Твардовского и Ф.И. Тютчева и других наград, не нужно представлять читателям: его стихи знают и любят давно. Некоторые из них стали песнями. Мы встретились с поэтом, только что выпустившим новую книгу избранного “Если любишь”.

- Владимир Андреевич, по первому образованию вы инженер-химик. Значит, поэзия вошла в вашу жизнь не сразу?

- Я родился в глухой костромской деревне. С пяти лет читал, играл в шахматы - саморазвивался. И в деревне, и в райцентре, где оканчивал школу, в библиотеке в основном была классика, причем оставшаяся, по-моему, еще с царских времен. К 12 годам многое знал наизусть из Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Блока... А первое стихотворение сочинил в четвертом классе. Товарищам и учителю оно понравилось. А когда в 1953 году поступил на химфак МГУ, почти все стремились к стихотворному выражению своих чувств и мыслей. Я стал участником литобъединения, которое вел Николай Константинович Старшинов. Он показал мои стихи в журнале “Юность”, где и состоялась в 1958 году первая моя публикация. На нее откликнулись: помню, “Новый мир” предсказал, что что-то более-менее достойное из меня получится... В 1961 году мне предложили вступить в Союз писателей, хотя для приема полагалось иметь две книги, а у меня - ни одной. Тогда же вышел сборник “Общежитие”, где мы вчетвером с Владимиром Павлиновым, Дмитрием Сухаревым, Олегом Дмитриевым напечатали большие подборки, стали появляться и другие публикации, книги...

- Химию оставили без сожаления?

- С огромным сожалением! Я с детства люблю эту науку и очень доволен, что окончил химфак МГУ, потом работал инженером на заводе в Сергиевом Посаде - тогда Загорске... Я бы не ушел из химии, но в то время в науке существовала среда сектантского типа - как сейчас в литературе, когда какая-то группа объединяется, выдвигает лидера, начинает делать из него гения... Я предлагал достаточно свежие вещи, потому что работал в очень интересной области науки - со светом, с поляризационными пленками, у меня есть изобретения. Я чувствовал перспективу и не ошибся: сейчас без этого не было бы плоских экранов телевизоров, жидкокристаллических приборов. Но тогда такие исследования оказались не востребованы, “пробивать” их было очень трудно, и я предпочел стихи.

- Вы окончили Высшие литературные курсы при Литинституте имени Горького. Сейчас многие молодые писатели воспринимают это учебное заведение исключительно как место встречи, где можно пообщаться с себе подобными, а как было раньше?

- Конечно, молодежь должна общаться, спорить и соревноваться. Раньше это было проще: существовали многотиражные журналы, благодаря которым многие стихи становились событием. Еще совсем молодым я регулярно выступал на телевидении, мы читали стихи на крупнейших стадионах. Такое внимание очень воодушевляло. Важную роль сыграли мои учителя, к которым я отношу и уже упомянутого Старшинова, и Ярослава Васильевича Смелякова. Они давали нам пример не только своим творчеством, ведь кроме поэтического дара человека формирует и его поведение в литературе.

- А мнение коллег по перу для вас важно?

- Его нельзя сбрасывать со счетов, но смотря каких коллег. Главный враг стихотворца чаще всего не гонитель, а льстец, и если начать ему потворствовать, можно себя загубить. Но для меня важно мнение не только поэтов - я дружил с композитором Свиридовым, художником Моисеенко, скульпторами Аникушиным и Комовым, да и сейчас дружу со многими замечательными композиторами, артистами, режиссерами, художниками... Свои стихи я всегда проверял на простых людях, считая, что если дойду до них, то и знатокам, может быть, понравится. Самый большой недостаток нынешнего художественного процесса - оторванность от конкретной жизни. Все-таки поэзия “питается” всем, что происходит вокруг, и нельзя создавать ее только в писательских поселках. Русские поэты стремились не выделиться, а, наоборот, раствориться в народе, стать частью народной жизни. Кроме того, я считаю, что есть не только обычное, но и художественное время, у которого свои законы: и Шекспир, и Пушкин, и Сервантес, которые живее нас живых, все время рядом с нами. И писать надо так, будто ты существуешь в этом, остановившемся, времени. Кто помнит, какое правительство было при Гомере? А стихи остались, живут.

- Вы объясняете это студентам Литинститута, где преподаете уже много лет? Они чувствуют “художественное время”?

- Я прежде всего обращаю их внимание на масштаб языка. Он настолько огромен, что использование в поэзии терминов совсем необязательно. Что такое термин? Например, “охлаждать” и “остужать” - казалось бы, одно и то же. Но первый глагол - термин, а второй - живое русское слово, и Пушкин бы никогда не написал “охлаждать”. Я как-то подсчитал, что многие студенты и те стихотворцы, которые сейчас на слуху, используют в своем творчестве всего 1200 - 1600 слов. Главное достижение русской поэзии - то, что она сохранила звук. За границей поэзия в большинстве звук утратила, а вместе с ним - и внимание читателя. А ведь звуками, интонацией можно сказать гораздо больше, чем понятиями, терминами. Конечно, нельзя утрачивать смысл, но и нельзя писать только смыслом.

- Если поэзия - сама звук, нуждаются ли стихи в музыке? Спрашиваю потому, что вы давно сотрудничаете с композиторами...

- Первую песню мы написали с композитором Вано Мурадели. Пел ее хор Александрова, и по музыке она получилась хорошая, а вот по тексту... Однажды ее повторяли по радио, я слушаю и думаю: “Боже мой, кто же так плохо написал?!” - как-то выспренно, стандартно. Потом сотрудничал и с Александрой Пахмутовой, и с Лорой Квинт, и другими композиторами. В этом году получил премию фонда Чайковского за песню, посвященную 60-летию Победы. Недавно по РТР прошел сериал, названный словами из моей песни, - “Прощальное эхо”. Скоро выйдут на экран “Юнкера” по Куприну, для которых я написал несколько песен. В музыке нуждается все, потому что она выражает великий закон Вселенной - ритм и звучание. То, что не звучит, - не поэзия. Это же относится и к физическим законам: если какой-то из них не выражается строгой и красивой формулой - поверьте, его не существует, потому что эстетические правила распространяются и на науку.

- Алгебра проверяется гармонией?

- Да. Что такое “космос” по-гречески? Это “лад”, “гармония”. А есть понятие энтропия, то есть распад, хаос. И она возрастет, если мы будем писать невнятицу. Вот слова Гегеля: “Поэзия есть высшее искусство духа”. Поэтому она присутствует в любом виде творчества - и в чертеже геометра, и в архитектуре, и на эстраде... Там есть хорошие стихи и мелодии, но часто они тонут в навязываемой серости.

- Нужно ли поэту откликаться на социальные потрясения, политические катаклизмы или, наоборот, следует оберегать свой внутренний мир от внешнего?

- Отгораживаться нельзя ни в коем случае! Поэты живут в социуме и несут ответственность за каждое написанное слово, которым можно ударить наотмашь, убить человека, иногда с неосторожной фразы начинались войны. К сожалению, подчас об этом забывают, ссылаясь на свободу слова. Но она не означает свободу от заповедей Божьих и человеческих. Подлинная литература, подлинная культура всегда на стороне добра. Другое дело, что социальное не должно перевешивать в стихах эмоциональное, поэту нужно быть ближе к природе. Вообще русская поэзия, проза, драматургия во многом пейзажны. У нас вьюга поет в стихах, “плачет иволга, схоронясь в дупло”. У меня даже есть “Ода родному пейзажу”:

...Костромской деревенькой грустит окоем, перелесками, болью натруженных пашен.

Мы божимся пейзажем, тоскуем пейзажем и пейзаж, как народную песню, поем...

- Но для вас природа не только источник вдохновения: вы еще и заядлый рыбак...

- Я не могу себя назвать профессионалом в этой области, гигантов не лавливал, но леща до трех с половиной килограммов - бывало. Рыбалка для меня - замечательный отдых и возможность остаться наедине с природой, осознать: ты не какое-то особенное существо, а звено великой, миллионнолетней цепи.

Возвращение

Как вступление

к “Хаджи-Мурату”,

сторона моя

репьем богата

(стойкий черт -

попробуй оторви!)

Да еще грачами,

да ручьями,

круглыми,

протяжными речами,

как ручьи журчащими

в крови...

Конский шар катну

ботинком узким,

кто их знает, шведским ли,

французским...

Дом родимый -

глаз не оторвать!

Грустная и кроткая

природа,

вот она -стоит

у огорода

маленькая седенькая

мать.

Рядом папа

курит папиросу.

Век тебя согнул,

как знак вопроса,

и уже не разогнуть спины.

Здравствуй, тетка,

божий одуванчик,

это я - ваш белобрысый

мальчик.

Слава богу,

слезы солоны.

Вашими трудами,

вашим хлебом

я живу между землей и

небом.

Мамочка, ты узнаешь

меня?

Я твой сын!

Я овощ с этой грядки.

Видишь - плачу, значит,

все в порядке:

если плачу, значит, это я.