ВЫ ГОВОРИТЕ, В РОССИИ КРИЗИС ЧТЕНИЯ? СНИМИТЕ ПЕНСНЕ И ПРОТРИТЕ СТЕКЛА!

Недавно Аналитический центр Юрия Левады по заказу Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям провел исследование «Массовое чтение в России». Результаты потрясли: чуть ли ни полстраны не покупает книг вообще, без малого 80 процентов населения не пользуется библиотеками, книга в России стала предметом моды, ее задача, считают многие, лишь развлекать. Но самая, пожалуй, страшная цифра такова: российские школьники «по качеству чтения» занимают 28-е место (из 32 стран - участниц опроса). Что же, катастрофа? Наш собеседник - профессор МГУ, писатель, критик и литературовед Владимир Новиков.
- Владимир Иванович, давайте пройдемся по конкретным цифрам социологического исследования Центра Левады. И ужаснемся?
- Ужасаться нужно системно.
- В настоящее время не покупают книг 52 процента россиян. Ужас?
- А меня эта цифра не пугает. Ни в малейшей степени. Слава богу, что не 90! Дело в том, что по отношению к себе я идеалист, а по отношению к другим - материалист. Я считаю, что материальный базис первичен. И для того чтобы наша страна стала самой покупающей книги, нужен качественный рост экономики, и не только за счет сырьевых ресурсов, развития высоких технологий, - всего того, что повышает уровень цивилизации и одновременно жизненный уровень населения.
- Но ведь общеизвестно, что книги у нас стоят дешево - по сравнению с другими странами.
- Для нечитающих - посетителей ночных клубов, средиземноморских курортов и так далее - наши книги просто безобразно дешевы. Но для реальных читателей они невероятно дороги. Вот вам пример, так сказать, из себя. В 2002 году моя книга «Владимир Высоцкий» вышла в издательстве «Молодая гвардия» первым изданием. На осенней книжной ярмарке она продавалась по цене 100 рублей экземпляр. В этом году вышло второе издание, абсолютно тождественное первому по количеству страниц, иллюстраций, по всей полиграфии. Минимальная цена в издательском магазине - 215 рублей. Более чем в два раза за три года! Люди, интересующиеся Высоцким, - не самые большие богачи и 215 рублей для них - это деньги.
- Вряд ли их зарплаты и пенсии были индексированы пропорционально!
- Вот именно. Значит, надо выбирать правильную Думу, а то, судя по лицам депутатов нынешней, процент читающих там исчезающе мал.
- Владимир Иванович! Что ли ваша фамилия - Ломброзо? Это ведь он мог по физиономии весь анамнез расписать!
- Нет, серьезно, читающих там меньше, чем в среднем по стране.
- Такого исследования, насколько мне известно, не проводили.
- А надо бы провести! И вообще во всем, что происходит плохого, в том числе в том, что покупают мало книг, виновато правительство.
- У вас есть позитивная программа?
- Конечно, есть. Предлагаю увеличить налоги на казино и игровые автоматы. Если две трети их разорятся, в Москве никто не заплачет. А добытые таким способом деньги направить на поощрение интеллигентных издательств. Пускай Фрадков примет к сведению.
- Вот вам следующая цифра: не читают книг вообще 37 процентов россиян.
- Эта цифра меня тоже не пугает. Для Ирландии - это была бы трагедия. Но - широка страна моя родная! И если процентов десять от взрослого населения будет читать серьезные книги, этого будет достаточно для того, чтобы литература существовала.
- Журналы не покупают 59 процентов (не читают 39 процентов).
- О каких журналах идет речь? Что же, Cosmopolitan и «Дружба народов» в одном флаконе? Журнал - какой, с голыми дамами или без? Это принципиально.
- Давайте сузим круг до журналов, которые мы с вами лучше знаем, - до «толстяков».
- Я прожил в толстожурнальной литературе большую часть своей жизни. И могу сказать: то, что происходит с «толстяками», можно назвать одним словом - кризис. В 70-80-е годы ХХ века я сам был эстетом. И, как и многие, считал, что главное - качество текста.
- Неужели сегодня это не главное?
- Если мы с вами договоримся о качестве хотя бы одного текста…
- Да, пожалуй, это действительно неабсолютная величина…
- Кроме того, мне не нравится само это слово. Текст - это и расписание электрички. Прошла семиотическая эпоха, когда изучали свойства текста как такового. Я бы предпочел говорить о произведениях. Не каждый текст является произведением.
- Дайте свое определение!
- В произведении непременно должна отразиться авторская личность, с которой в той или иной степени может себя отождествить читатель. Так вот, первые звонки кризиса толстых журналов стали раздаваться на рубеже 80-90-х годов прошлого века. Помните этот обвал тиражей в 1991 году, когда «Новый мир» даже не смог выпустить последних номеров? Тогда впервые возник вопрос: что будет с толстыми журналами? В 1992 году я опубликовал в «Знамени» статью «Промежуточный финиш». В ней я изложил свои соображения, после чего руководство журнала предложило мне ту статью продлить и поделиться своими соображениями: какой литературный журнал хотел бы издавать я сам. На это я ответил, что, как в парикмахерской предпочитаю не стричь, а стричься, так в журнале - не издавать, а печататься. Но прожект был в «Знамени» развернут.
- Не поделитесь?
- Журнал назывался «Читатель». Уже тогда я заявил, что главное лицо литературного процесса - читатель, а не писатель.
- И не издатель, как кое-кто думает сегодня.
- А еще там был подзаголовок: «Журнал современной беллетристики». Беллетристами были и Толстой, и Достоевский. Можно быть беллетристом - и при этом выйти в классики. Но нельзя быть больше чем беллетристом. А толстые журналы сделали ставку на эстетизм. По отношению к журналам прозвучало страшное слово: академические. Тогда еще никто не понимал, какая это ужасная ошибка. Я сам работал в журнале «Литературное обозрение». Когда про какую-то статью говорили, что она слишком академична, это значило: автор не умеет писать. Академична - значило нечитабельна.
Академические проза и поэзия обернулись страшной бедой. Да, внешняя культура письма, по сравнению с временами Твардовского или журнала «Юность», очень выросла. Но из литературы исчезла жизненность. Как читатель я хочу узнавать в произведениях себя и своих знакомых. Этому требованию отвечает вполне Достоевский. Я узнаю своих знакомых в Ставрогине, в Гане Иволгине, в Хромоножке, могу и себя где-то разглядеть. А в толстожурнальной прозе сегодня, к сожалению, ничего подобного нет.
- Но ведь именно из толстых журналов вышли Пелевин, Улицкая…
- Вышли - и ушли. Выпускают сразу книги. К тому же журнал ценен не тем, какие в нем шедевры опубликованы, а общей атмосферой. А сегодня вообще исчезла такая вещь, как публицистика. Критика все больше погрязает в расплывчатом эстетизме: нравится - не нравится. Реальной критики с разговором о жизни уже давно нет.
- Заговорились мы что-то с вами о толстых журналах! Давайте вернемся к нашим баранам. 79 процентов россиян не пользуются библиотекой. Неужели у всех у них дома имеются роскошные книжные собрания? А если это не так, разве не ужас?
- Как снабжаются эти библиотеки - вот вопрос. Я не могу в библиотеке МГУ взять ни одной книги 90-х годов издания - все они имеются там лишь в одном экземпляре в читальном зале.
- Та же история и в РГГУ - сужу по своей дочери-студентке. Еще одна цифра: более 40 процентов издаваемых в стране книг не доходит до читателей.
- С книгами дело обстоит так же, как с апельсинами во времена Брежнева. Помните анекдот? Американский президент, кажется, Никсон тогда был, спрашивает: а как вы организуете снабжение продуктами в такой огромной стране? Брежнев ему и отвечает: а мы снабжаем только Москву и Ленинград, а все остальные жители туда приезжают - и развозят по стране. Сегодня для того, чтобы купить элитарную книгу, надо приехать за ней в те же города.
- Вот только Ленинград за это время успел стать Санкт-Петербургом…
- Не знаю уж, какое министерство должно за это отвечать, но, безусловно, книгораспространение - задача государственная.
- Эта цифра подтверждает предыдущую: в сегодняшней России один книжный магазин приходится в среднем на 60 тысяч потенциальных покупателей, в то время как в Европе - на 10-15 тысяч.
- А какие девушки работают продавщицами в наших немногочисленных магазинах! Книготорговля - дело творческое, а эти барышни делают большие глаза на любую авторскую фамилию. Хорошо если есть компьютер, тогда они еще могут найти какую-то нужную информацию. Наши книжные магазины ужасно хаотичны, я не могу в них найти свои собственные книги, не говоря уже о книгах других авторов. А вот за границей своего любимого Дэвида Лоджа я могу купить не только в Англии, но и во Франции. Я прихожу в книжный магазин, нахожу отдел английской литературы и букву «Л» - и все. Вот и нам нужна единая, понятная всем система. Лучше, чем классический алфавитный порядок, еще никто ничего не придумал.
- Книги и журналы сегодня активнее читают россияне моложе 40 лет, чаще женщины. Ваш комментарий.
- Чтение начинается с семьи. Если родители не читают, то и дети читать не будут. А в семье образующее начало женщина. От того, какие сказки рассказывала мама, какие читала стихи, во многом зависит, будет ребенок читать или нет.
- Увы, «родители читают» - это тоже сегодня не гарантия того, что будут читать дети. Наши с вами товарищи, критики и писатели, люди, читающие по определению, тоже время от времени жалуются - или же просто констатируют тот факт, что их дети не читают.
- Да, это не гарантия. Но - необходимое условие. Тут ведь еще важно, что именно читают родители. Многие читающие люди сегодня перестали читать что-либо, кроме детективов.
- Социологический опрос говорит и о том, что один из лидеров чтения в нашей стране - «женский детектив». Другой - «женская проза».
- Не исключено, что мы находимся на пороге женского периода мировой литературы. Когда говорят, что женщины слабее играют в баскетбол, это понятно. Что же касается литературы… Женщины более наблюдательны, чем мужчины, а наблюдательность очень важна для писателя. Они обладают большим чувством юмора. Психологические мотивировки у них тоже сильнее. Когда говорят, что нет литературы женской и мужской, а есть плохая и хорошая, я обычно отвечаю так: да, писатель-женщина и писатель-мужчина равны. Но женщина - равнее, потому что имеет право идентифицировать себя как писательницу. Ну а ежели кому-то не угодно быть женщиной, никто не заставляет! Именно с женщинами связаны все мои надежды. И как раз с молодыми - у них вся жизнь впереди.
- Что-то не совсем понятно, имеется ли в лидерах чтения гиперпопулярный Акунин?
- По-моему, Акунин - это замечательно. Филолог Чхартишвили пришел в жанр детектива. Лучше чем Доценко? Безусловно! Благодаря произведениям Акунина, читатель начинает отличать Александра II от Александра III и узнает, что Россия, оказывается, воевала с Турцией, той самой, где Анталия. Большой шаг вперед!
- Среди жанров, популярных у молодежи, упорно лидируют фэнтези, мистические и «готические» романы. Что бы это могло означать?
- То, что живем в относительно стабильное время. Читательский мазохизм - это нормально, если он помогает расслабиться, отдохнуть. Вопрос в том, что они делают после расслабления, чем занимаются, отдохнув.
- Вот такое утверждение: «В массе своей читатели отдают свои предпочтения зарубежной классике, современной зарубежной прозе и отечественной современной литературе».
- Произошла очевидная вестернизация читательских вкусов, даже истернизация, если речь идет о Мураками.
- Так бы сформулировали: в массе своей читатели отдают свои предпочтения модной, и в первую очередь переводной литературе!
- Переводная литература отвечает простой человеческой потребности: в произведении должна быть рассказана какая-то история. Сегодня эту потребность лучше удовлетворяет западная литература, которая более беллетристична. А мы продолжаем жить по законам устаревшей моды. Запад больше думает о читателе. Примеры - Умберто Эко, Милорад Павич…
- А как вам «Код Да Винчи» Дэна Брауна, «Дантов клуб» Мэтью Перла?
- Возможно, в этих произведениях и есть элемент кича, но мы должны им быть благодарны за то, что они адаптируют сокровища мировой культуры. Данте в Италии читают еще меньше, чем у нас, в переводе Лозинского. И западная словесность решила пустить в дело, как говорится в «Евгении Онегине», «мыслей мертвых капитал». Умберто Эко стал писать про потерянную главу «Поэтики» Аристотеля, Мэтью Перл создал детективный сюжет вокруг «Божественной комедии» Данте.
Вот в прошлом году мы все прозевали 700-летие Петрарки. Почему? Да потому что никому пока не пришло в голову написать роман «Влюбленный Франческо».
- Или «Код Петрарки»!
- Наверное, Петрарка бы разочек в гробу перевернулся, но засиял новыми красками. Появись сегодня скандальный романчик о личной жизни Ивана Сергеевича Тургенева, а она действительно дает для этого материал, актуализовалось бы и его творчество. Не надо бояться! Фамильяризация классики - только на благо! Мой учитель Михаил Панов на лекциях говорил: «Я не вижу никакого искажения классики! Придите домой, откройте книжный шкаф - вся классика стоит на месте совершенно неискаженная!» К сожалению, традиция «Прогулок с Пушкиным» у нас развивается не очень интенсивно. Хотелось бы, чтобы чаще оказывались на дружеской ноге с Ахматовой, с Цветаевой, с Булгаковым - кстати, его беллетризованная биография до сих пор не написана!
- А как вам такой, уж точно совершенно вопиющий факт: школьники России занимают 28-е место по качеству чтения среди 32 обследованных стран? Правда, не вполне понятно, что такое это самое качество чтения…
- Как пел Высоцкий, «чему нас учат семья и школа». Писатели очень любят врать: я включен в школьную программу. Да не в программу, а в списки, рекомендованные для внеклассного чтения. А они бывают очень разными и по идейной, и по эстетической направленности. Списки эти ничего не дают, если учитель сам не читал этих произведений. Могу привести только один пример. Личный. Я учился в 5-м классе. Интеллигентная учительница, отклоняясь от программы, несколько уроков подряд читала нам только что опубликованную в «Знамени» повесть Владимира Богомолова «Иван». Кончилось все тем, что впоследствии один из пятиклассников написал статью об этом писателе в энциклопедическом словаре «Русские писатели ХХ века». Вот вам наглядный пример того, что может учитель. Если он чем-то увлечен, это передастся и ученикам. Другого пути нет.
- Выходит, надо говорить о кризисе преподавания литературы, а не школьного чтения?
- И говорить, и создать условия. «Учитель в нашем обществе должен быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял в капиталистическом обществе».
- Кажется, я знаю автора этого изречения!
- Да, это говорил Ленин. А я бы немножко отредактировал - применительно ко дню сегодняшнему: на такую высоту, на которой он стоит в современном капиталистическом обществе. Материальное положение должно давать ему возможность покупать книги и читать, а не выращивать картошку, чтобы как-то прожить, пока зарплату не платят.
- После шокирующей социологии Центра Юрия Левады стали говорить, что Россия переживает катастрофу чтения. Вы с этим согласны?
- По моим ощущениям, она не переживает не только катастрофы, но и кризиса чтения. Вообще я - исторический оптимист. Интеллигент чеховского склада. Сняв пенсне и протерев его, я смотрю вперед и верю в светлое будущее России.
- И все-таки, что вы можете сказать человеку, который хочет читать, и не только модные новинки?
- Если девушка хочет выйти замуж, надо ходить на дискотеки, в компании и присматриваться к самым разным молодым людям. Ни вы, ни я не можем уверенно порекомендовать роман писателя, у которого абзацы на четыре страницы. Читатель отвалится и скажет с угрозой: «Ну, Рахаева, погоди!» Или: «Ну, Новиков, охренел совсем!» Я никого особенно не рекомендую. И в то же время рекомендую всех. Когда я слышу, как кто-то говорит: «Я современной литературы не читаю» то про себя думаю: «И по лицу вашему заметно». Непременным признаком русского интеллигента всегда было чтение современной русской литературы. Когда в 1979 году мы с Олей (Ольга Новикова, прозаик, редактор, жена Владимира Новикова - Ю. Р.) прочитали в каком-то зарубежном журнале статью Вайля и Гениса, то страшно обрадовались - их пятерка совпала с нашей: Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Андрей Битов. Плюс Валерий Попов, который был не таким общепризнанным, но мы и на нем сошлись.
Если бы меня попросили назвать крупнейших прозаиков 90-х, я бы, наверное, назвал Владимира Сорокина и Виктора Пелевина. Не надо читать всю современную литературу. Но одного прозаика себе по душе может найти каждый. Способ - только один: методом проб и ошибок. То же и в поэзии. Для кого-то есть Геннадий Айги, для кого-то - Тимур Кибиров. Жив будет хоть один пиит всегда! И прозаик - тоже.