И целого года много

Способствуют ли зарубежные стажировки “утечке умов”?

Новое исследование, касающееся проблемы “утечки умов”, предпринял Российский независимый институт социальных и национальных проблем в рамках гранта Московского общественного научного фонда и при содействии Фонда им. Александра Гумбольдта. В ходе работы над комплексным проектом “Воспроизводство научной элиты в России: роль зарубежных научных фондов” коллектив авторов под руководством доктора экономических наук Александра Чепуренко и доктора экономических наук Леонида Гохберга попытался выяснить, каким образом долгожданная мобильность ученых влияет на состав отечественных научных кадров.

Эмпирическое исследование проблемы “утечки мозгов”, анализ механизмов воспроизводства научной элиты, описание практики международного сотрудничества российских ученых (включая “челночничество” и “научный толлинг”) и, наконец, комплекс предложений по эффективным мерам государственной политики противодействия вынужденной эмиграции научных кадров - вот далеко не полный перечень вопросов, рассмотренных в ходе этого проекта. Особое внимание в нем уделено роли, которую играют сегодня зарубежные некоммерческие научные фонды (в качестве примера выбран немецкий Фонд им. А. Гумбольдта) в процессе интеграции в “формальные и неформальные международные научные сети” наиболее квалифицированных исследователей из России.

Серия “углубленных неформализованных интервью” с постоянно работающими в Германии соотечественниками, проведенная в ходе выполнения проекта, представляет, на наш взгляд, особый интерес. Предлагаем познакомиться с некоторыми из них.

Накануне

Как правило, атмосферу в институтах, в которых наши соотечественники работали накануне своего отъезда в Германию, они вспоминали с известной теплотой:

“Институт меня вполне устраивал и сейчас устраивает. Там пока работают хорошие специалисты, и обстановка вполне доброжелательная. Но зарплаты, приборы... Мы вели научную деятельность примерно в той же области, что и здесь, с помощью уникального прибора... который сами разработали и сконструировали. Работа шла, были какие-то деньги, но, конечно, главным мотивом, побуждающим к поездке на стажировку, была более широкая перспектива. Я знал, что занятие наукой в Германии почетно, что в стране созданы соответствующие материальные возможности. Мне очень нравился институт в Кёльне и профессор, с которым я был уже знаком. То есть у меня не было желания уехать абы куда, я целенаправленно стремился работать именно в этом институте”. (Из интервью с физиком-оптиком, Кёльн).

Личные обстоятельства респонденты характеризовали по-разному: так, свое материальное положение уезжавшие на стажировку в самом начале 1990-х годов (в период высокой инфляции), как ни странно, чаще называли “плохим, но терпимым”, а отправляющиеся в Германию в середине или во второй половине десятилетия часто упоминали о “серьезных материальных затруднениях”. Причем в основном речь шла о зарплатах, но в одном случае материальная ситуация была еще более напряженной: “Единственное, из-за чего я поехал, - помимо интереса мир посмотреть и поработать в хороших условиях, - это зарплата. Даже возьмем шире - материальные условия. Я жил там в 6-метровой комнате в общежитии, и ничего мне не светило. Никаких перспектив получения жилья не было. Это сейчас у нас хоть однокомнатная квартира, но своя - купил после стажировки в Германии”. (Из интервью с математиком-программистом, Бонн).

О решении остаться

Идея по завершении стажировки остаться за рубежом на более длительный срок, а возможно, и навсегда, по словам большинства респондентов, даже не возникала до приезда в Германию. Как правило, ученые из России, получив стипендию Фонда им. Гумбольдта, ехали с ощущением, что “и один год - очень долго”. Мысль остаться, как правило, появлялась по мере освоения работы и бытового обустройства в чужой стране.

“Что вы, не было таких мыслей остаться - мне во время стажировки даже казалось, что я и так здесь задержался. А потом понравилось жить в Германии, в Мюнхене. Но вернулся, женился, защитил докторскую диссертацию. А уж потом получил приглашение сюда...” (Из интервью с математиком-программистом, Бонн).

На принятие решения остаться для многих оказало существенное влияние развитие ситуации в российской науке. Если в начале 1990-х годов резкое ухудшение положения воспринималось философски, как необходимая плата за системные изменения в обществе, то по мере нарастания проблем и отставания российской науки от западных стран - в финансовом и организационном отношениях - возникало ощущение того, что кризис в России может потребовать для своего разрешения нескольких десятилетий.

“Когда я уезжал, то думал, что на время. Но поскольку ситуация в науке продолжала ухудшаться, с одной стороны, а с другой - мы начали здесь как-то укореняться, то пришло понимание того, что, по-видимому, в России работать в обозримом будущем я не стану”. (Из интервью с биологом, Бохум).

Контакты с Россией

Абсолютно у всех бывших гумбольдтианцев, работающих сегодня в Германии, остались связи с Россией - друзья, родственники, знакомые, бывшие сослуживцы. Так как многие из респондентов поддерживают и научные контакты с “исторической родиной” благодаря совместным проектам, стажировке молодых российских ученых в их институтах, а кроме того, достаточно регулярно сами приезжают в Россию, они располагают широкой информацией, позволяющей им судить о происходящем в стране.

“Я не только поддерживаю контакты, но по-прежнему числюсь там научным сотрудником, и публикации выходят с упоминанием моего московского института, а в случае возвращения я без проблем получил бы лабораторию”. (Из интервью с биологом, Бохум).

Встречались и ситуации, когда контакты с Россией остаются, но не с “родным” НИИ.

“Я числился в институте до 2001 года. И институту это было нужно: они мои статьи, вышедшие на Западе, включали в свои отчеты для улучшения статистики. Конечно, меня в мой институт... возьмут, но ведь из коллег никого не осталось! Все нормальные люди разбежались, остались только те, кто ничего не умеет делать. Мы здесь, в Германии, не оторвались окончательно от России. Наши книги, за которые никто не платит, выходят на русском. Соглашаемся на такие условия только потому, что тогда наши идеи будут доступны российскому читателю”. (Из интервью с биофизиком, Потсдам).

Возможность возвращения

Возвращения в Россию не исключает для себя почти никто из опрошенных. Но для этого нужны некоторые условия. Во-первых, некая общая стабильность, упорядоченность: “...Прежде всего, ситуация в России должна стать разумной и понятной. Страна должна перестать быть постоянно меняющейся и непредсказуемой“. (Из интервью с физиком-теоретиком, Дюссельдорф).

Во-вторых, нужны определенные изменения на микроуровне - достойные условия труда и быта. Как сказал один из респондентов, “я должен быть уверен, что смогу заниматься наукой по 60 часов в неделю, как и здесь, а не бегать по всяким присутственным местам собирать какие-нибудь справки или подрабатывать извозом”. (Из интервью с физиком-экспериментатором, Кёльн).

О возможности возвращения в Россию задумываются в основном те, кто не занимает престижной постоянной должности профессора и потому не имеет уверенности в том, что удастся получить следующий долгосрочный контракт.

Что удерживает многих от возвращения в Россию в настоящее время - так это сомнения в востребованности и возможности работать на привычном уже уровне, а также отсутствие уверенности в том, что удастся кому-то передать свой научный опыт: многие убеждены, что в России, как и в Германии, невозможно создать научную школу.

С другой стороны, ряд респондентов вполне позитивно отнесся к идее о возможности их привлечения к проведению в России летних школ. Некоторые и сами прилагали усилия к тому, чтобы оказаться в числе приглашенных лекторов в своих прежних альма-матер. Отчасти это связано с ностальгией, отчасти - со стремлением профинансировать расходы на приезд в Россию, а также подыскать потенциальных докторантов для своих университетов и исследовательских центров в Германии.

В одном из интервью прозвучала мысль о том, что Германия в настоящее время выполняет функцию “якоря” для удержания квалифицированных научных кадров невдалеке от России: “Россия, которая сегодня не может по материальным причинам поддерживать свою науку, должна, по моему мнению, больше ориентироваться на Германию, взаимодействовать с ней. Через некоторое время ученые из Германии (после аспирантуры или работы по контракту) все равно вернутся на родину, а из Америки - никогда. И это там ясно должны понимать, если думают о будущем”. (Из интервью с математиком, Берлин).