Надежда Оболенцева: «Первый брак - моя самая большая ошибка»

Надежда Оболенцева в кинотеатре «Москва»

Есть основания полагать, что в нынешней экономической реальности, к которой многим еще предстоит привыкнуть, караоке окончательно зачахнет и в фаворе будут интеллигентские развлечения. Надежда Оболенцева почувствовала тренд за несколько сезонов до того, как по умному фасону начнут кроить выражение лица все, кто так или иначе следит за модой. Новая трезвая (ну почти) клубная жизнь началась два года назад: близкая подруга, Ирина Кудрина, президент благотворительного фонда «Северная корона», хотела делать лекции для своих, Надю тянуло заниматься культурными проектами. Идея смешать одно с другим лежала на поверхности, друзья поддержали, и ­понеслось.

Сейчас у закрытого (вход - только по рекомендации тех, кто уже там) «Клуба 418» есть филиал в Питере. «Из других городов - и не только России - поступают предложения открыть филиалы или хотя бы изредка проводить лекции», - вторит Ирина Кудрина. «Ира для пробы организовала лекцию своего педагога по французскому. Эта дама очень увле­кательно рассказывала о тонкостях любимого языка. Потом, когда появилось название «Клуб 418», его первым оратором стал Алексей Леонидович (Кудрин. - Прим. Tatler). Он рассказывал о путях развития экономики». Больше о деньгах и политике в клубе не говорят. Выступают люди все больше гуманитарные: режиссер Павел Лунгин, сценарист и благотворитель Авдотья Смирнова, дипломат Сергей Ястржембский.

Художник Павел Каплевич, еще один друг и единомышленник Оболенцевой, вспоминает с наигранной ревностью: «Я у Нади пару раз выступил, а потом оказалось, что ей нужен уже не только я! Она стала требовать моих друзей пачками - чтобы тоже чи­тали лекции. Пачек у меня нет, конечно, но нескольких привел».

Надежда Оболенцева и театральный художник Павел Каплевич

Поначалу подружки Нади и Иры не  выделяли эти лекции из потока альтернативных увеселений: могли объяснить отсутствие вечером в среду экстренным визитом в «Белый сад» или Aldo Coppola. «Мне трудно было их после этого понять и принять, - к своим лекторам, а не к кожгалантерее Hermes Оболенцева относится с настоящим трепетом. - Но за два года круг тех, кто не планирует других дел на этот вечер, вырос. Мы приглашаем слушателей очень выборочно, как будто к себе на кухню. Они ценят эту приватность, иногда ведь хочется встретить своих не в ресторане, где много посторонних. Со мной часто бывает, что я не в настроении, а пообщаться надо», - мне странно слышать это от девушки, которая по­движней ртути, но в Москве действительно наступает время тихих посиделок.

Энергию, горящие глаза и способность быть яркой без косметики Надя унаследовала от мамы: «Это по папиной линии я москвичка в четвертом поколении, но женская красота у нас в роду из Ташкента». Ася, Надина мама, из тех женщин, в кого можно смертельно влюбиться, увидев лишь, как она поправляет волосы или берет стакан с водой. «Сначала ее заметила папина мама. Бабушка пришла с младшими сыновьями - поддержать их на вступительных экзаменах в Институт дружбы народов. Вскоре на горизонте возник папа-старшекурсник, и у моих родителей завязался роман. Однажды после ссоры мама уехала в Ташкент. Он нагрянул к ней домой с предложением руки и сердца». В этом сюжете есть и страсть, и уважение к мнению родителей.

Удивительным для нашего крайне раздра­женного времени образом Надежда Оболенцева, молодая, красивая театралка, большая поклонница Chanel, клиентка, которой Доменико Дольче лично отправляет подарки к Новому году, никакого порицания у широкой общественности не вызывает. Открытый Instagram, около тридцати тысяч подписчиков - и никаких троллей. Даже если в кадр попадают черная икра, частный самолет и другие признаки бескомпромиссного люкса. Надя существует в предложенных обстоятельствах совершенно естественно. Даже постороннему глазу видно, что здесь нет ни драмы, ни борьбы, ни попытки что-то доказать миру, а тролли клюют как раз на судорожные потуги доказать и оправдаться. Надежда, наоборот, всех успокаивает своим флером благополучной и умиротворенной женщины. «Скажи моему мужу, что я умиротворенная! - смеется она. - Только он все равно не поверит».

Она никогда не бедствовала - это очень хорошо для манер, цвета лица и уверенности в себе. Надя и не отрицает: «Мы жили в Москве до моих пяти лет - я хорошо помню наряды из Германии, которые мне привозили дедушка с бабушкой, а также ящики фруктов из Ташкента от маминых родственников». Когда девочке исполнилось пять, родители-дипломаты забрали ее с собой в Центральную Америку: «Мы там почти все время были вместе - сплоченная команда из трех человек. Постоянно куда-то ездили - смотреть на фантастическую природу: вулканические озера, сады, где растут манго, бананы, авокадо... А какие там люди! Очень позитивные. Я дружила с теми, кто работал у нас в доме, - благодаря им и мыльным операм я как-то незаметно выучила испанский. Русским сериалы были в диковинку, мама смотрела их часами - и я с ней рядом. Как-то она пропустила серию - и я ей тут же выдала, кто от кого ушел, кто от кого родил».

Семья вернулась в стремительно менявшуюся Моск­ву, и девочка вступила на тропу войны подросткового протеста. Эта зараза не щадит даже идеальные семьи: «Я в школе никогда не была зачинщиком, хотя учителя думали по-другому. Однажды «на слабо» действительно пшикнула из газового баллончика перед приходом учителя. В какой-то момент пришлось даже менять школу. Но в основном мой протест был музыкальным. Я очень любила группу «Алиса» - и до сих пор люблю. Вообще, русский рок - очень серьезная и важная часть меня. Ну, может, за исключением того периода, когда я носила Juicy Couture. А до  этого я тусовалась на Арбате и устраи­вала родителям сцены на тему того, что мне не нужен водитель!»

Художник Эрик Булатов и Надежда Оболенцева в «Клубе 418»

Изящество, с которым Надя перед интервью выпархивает из задней двери «роллс-ройса», явно дает понять, что, в отличие от Цоя, она не садится за руль сама и конфликт давно исчерпан. Да он, веро­ятно, и не имел большой глубины. Рассказывая о том, как началось ее увлечение театром, Надя благодарит маму: «Когда в школьной программе по литературе началась вся та классика, которую можно увидеть на сцене, мама приучила меня ходить и смотреть. Мне с билетами до сих пор помогает все тот же человек. Театр - это то, без чего я бы очень странно себя чувствовала». Журфак и искусствоведение в МГУ тоже помогли остановить поток подростковых глупостей.

Запоздалым прощальным приветом из поры протестных настроений можно было бы считать первый брак Надежды, в рамках которого она три года жила в доме, построенном архитектором Хаги Бельцбергом на самой вершине голливудской деревни, ее соседями были Мадонна и Лагутенко. «Думаю, это моя самая большая ошибка в жизни. Наверное, друзья что-то замечали, но они не говорили, а я долгое время не хотела видеть». Ради бизнесмена Дениса Михайлова Надя за день до свадьбы порвала с фигуристом Антоном Сихару­лидзе. Денис тогда щедро строил для нее декорации: миллион роз в комнате возлюбленной, объекты современного искусства, которые в промышленных количествах подвозили в их стеклянный дом в Лос-Анджелесе. Последней каплей стали номера с надписью Denis Moscow, которые муж повесил сразу на несколько машин из своего парка. Оболенцевой это показалось моветоном, и она вернулась в Москву, где вскоре и состоялся тот самый брейнсторминг с Ириной Кудриной и Алексеем Боковым, по итогам которого был создан клуб.

«Она хороший продюсер, правильно чувствует тенденции и людей, - рассуждает Алексей Боков, в агентстве которого Надежда работала, пока училась на журфаке МГУ. - Я без удовольствия отпустил ее из Bokovfactory. Думаю, я влюбился в Надю ровно в тот день, когда она пришла ко мне на интервью, о котором я забыл, а она сидела, ждала, почему-то ей это было нужно». Такой характер - действовать активно, но без определенной цели. Потому что если не сидеть без дела, то судьба сама вывезет, а планирование ее только обижает.

Этот принцип у Оболенцевой всегда хорошо работал. И быстро. Единственное исключение - путь к тому, чтобы сказать «да» Айрату Исхакову, совладельцу «Нефте­газиндустрии», компании с хорошими связями везде, где следует. Упоенно описывая «самую дорогую русскую свадьбу на Комо», пресса с восторгом сообщала и о том, что счастье настигло жениха лишь спустя одиннадцать лет после первой встречи.

«Мы и правда очень смешно по­знакомились. Айрат не понял, что по­дружка в кафе со мной - это моя мама, и наговорил ерунды. Потом мы общались, но и мысли не было, что это может быть серьезно. А в какой-то момент все очень быстро случилось. Наверное, я доросла до осознанной необходимости уважать мужа, дружить с ним и быть абсолютно в нем уверенной. Ему нравится баловать и удивлять меня. А я, со своей стороны, не выхожу за...» - впервые за двухчасовой разговор Надя не заканчивает фразу. У нее немного растерянное выражение лица. Понятно, что она живет в режиме «роскошь - норма жизни», и странно было спрашивать, не оказался ли муж шокирован уровнем ее потребностей. Ей удобнее говорить о Dovlatovfest, который вместе с Алексеем Боковым они придумали делать в сентябре в Пскове. Оболенцева дружит с семьей местного губернатора Андрея Турчака. «Надя тащила меня туда буквально за руку, - вспоминает Боков. - Сама она часто ездит в Псков к духовнику отцу Василию. Наконец и я добрался. Походил с ней, посмотрел фрески XII века, монастыри, пушкинские места, довлатовские места и понял, что там буквально все - место силы. Решили сделать мультикультурный фестиваль на три дня и сейчас активно его готовим». Я же говорю, Надежда хорошо ловит тренды, а внутренний туризм сейчас как дым оте­чества - сладок и приятен.

Надежда Оболенцева и ее муж Айрат Исхаков в день свадьбы