Мозг человека по структуре практически ничем не отличается от мозга шимпанзе, правда, у нас он в четыре раза больше. Хотя и меньше, чем у некоторых наших предшественников, и, кажется, продолжает уменьшаться. Разгадать загадку нашего ума пытаются ученые
Еще несколько десятков лет назад некоторые ученые и фантасты прогнозировали, что наш мозг будет расти и станет непосильным грузом для человека. Однако современные антропологи утверждают обратное: мозг человека уменьшается. Впрочем, это тоже пугает: не деградирует ли человек до некоего примитивного существа? Но ученые, опять-таки, утверждают, что напрямую объем мозга не связан с нашими умственными способностями. От чего же они зависят, откуда вообще взялись? Этими вопросами задаются не только ученые, но и обыватели - ведь в голове каждого из нас есть этот странный и драгоценный орган, столь за многое отвечающий в нашем организме и производящий гигантское количество мыслей - от бесполезных до гениальных. О том, что происходило на пути эволюции человеческого мозга, рассказывает эволюционный биолог, профессор Шанхайского научно-исследовательского института вычислительной биологии и руководитель лаборатории Сколтеха Филипп Хайтович. Ученый окончил биофак МГУ и аспирантуру в США, эволюционной антропологией начал заниматься в Институте Макса Планка, а затем создал свою лабораторию в Шанхайском НИИ вычислительной биологии. Сейчас создает лабораторию в Сколтехе.
РЕКЛАМА
- Как эволюционировал мозг, будет ли продолжаться его эволюция, или он достиг такого уровня, что эволюция уже закончилась?
- Вы спрашиваете про человеческий мозг?
- Если начинать с начала, то, наверное, не про человеческий…
- Если с истоков, то нужно начинать с простейших типа гидры. Простейшим уже нужна была нервная система. У них так называемая диффузная организация нервной системы, когда нейроны разбросаны по всему организму. Потом у организмов с двусторонней симметрией появляется нервная трубка, потом стали формироваться утолщения, превратившиеся в мозг. Совсем уж вкратце.
- А «потом» - это когда и у кого?
- Уже у червяков есть ганглии, которые являются зачатками мозга. Диффузная система - это такие хутора или деревни, а мозг - это уже город. Из деревень дорога идет в город. Так из спинного мозга формировался город нейронов - мозг. Сначала совсем крохотный, потом все больше.
- Почему он становился все больше?
- Видимо, так нужно было для того, чтобы мозг мог выполнять более сложные функции. Его первая функция - управление движением. Потом стали появляться другие органы чувств - обоняние, осязание. У многих простейших нет ни слуха, ни зрения, но они ориентировались в среде посредством осязания.
- А когда появились базовые функции, например управление дыханием, сердцебиением?
- Они появились уже у более сложных организмов. У гидры нет кровеносной системы. И дышит она диффузно. У нее нет ни легких, ни жабр. Да суть, собственно, не в этом. Эволюция, как мы полагаем, процесс случайный. Почему нейроны стали концентрироваться в мозге? Появился организм, у которого они там начали накапливаться, и это дало ему определенные преимущества. Причем существенные, ведь мозг - это дорогое удовольствие.
- Ну да, он забирает двадцать процентов всей энергии.
- Да, в покое.
- Но ведь мозг не бывает в покое?
- Правильно. Это тело в покое. А мозг не выключается, даже когда мы спим. Считается, что в это время происходит консолидация знаний. На самом деле разница между потреблением энергии мозгом во время сна и во время бодрствования не так велика - до пяти процентов.
- Удивительно.
- Ничего удивительного. Ведь он должен не только выполнять те самые базовые функции, но и обновлять свои запасы знаний.
- Вернемся к гидре…
- У самых простейших мозг отвечал за то, как организм будет взаимодействовать с окружающей средой. Когда усложняются сигналы внешней среды, должна усложняться и система для их обработки.
- А почему система для кого-то усложнялась, а, например, для гидры нет?
- Можно найти несколько объяснений. С точки зрения естественных наук основная рабочая гипотеза - дарвиновская эволюция. Ну, например, были червяки, которые хорошо могли чувствовать обонянием внешнюю среду, а зрения у них не было; потом вдруг появились червяки с первичными клетками, ориентирующимися на источники света. И это дало им преимущество. Они могли суммировать разные сигналы и лучше получать пищу, быстрее размножаться. Это давало возможность расширять свою нишу. А если для каких-то организмов среда благоприятна, как, мы полагаем, у гидры, то ей нет смысла усложняться.
- Если мы говорим о разнице между червяком и приматом или человеком, то все это время шло накопление функций и накопление нейронов?
- Мозг примата или человека не является совершенством. Есть организмы, у которых зрение или обоняние много лучше, чем у нас. Мы полагаемся в основном не на обоняние, как многие животные, а на зрение. У нас неплохой слух. Поскольку для нас важна речь. Это не значит, что нам обоняние не нужно. У человека и приматов около тысячи генов, кодирующих рецепторы обоняния. Мы знаем, что у человека многие из этих генов потеряли активность, потому что обоняние теряло свою значимость. У нас осталось всего около 300 активных генов, ответственных за это чувство. Но в принципе нам не нужно такое острое обоняние, как у грызунов. Нам не нужно было восприятие ультрафиолетового света или инфракрасного излучения, которое доступно другим видам: некоторым насекомым или рептилиям. Человек не аккумулировал автоматически все достижения природы в своем мозге.
- Но он по сравнению с другими млекопитающими все время увеличивался в объеме.
- Нет, не все время. Если мы сравним черепа, то увидим, что у неандертальцев или у наших непосредственных предшественников, древних хомо сапиенс, живших сто тысяч лет назад, они были больше, чем в среднем у нас.
- Как будто мы поглупели? Чем это объясняется?
- Одна из трактовок: произошли какие-то молекулярные изменения в самой структуре мозга, в его работе, он стал работать эффективнее и не нуждался в таком объеме. Можно отчасти провести аналогию с компьютерами, которые на заре своего существования занимали целые комнаты, а теперь умещаются на ладони. Еще одна гипотеза - что мы себя доместицировали, как бы одомашнили. Если мы сравним домашнюю собаку и волка, дикую лошадь и ту, что живет в хозяйстве, то у домашних животных размеры мозга уменьшались, причем значительно - до тридцати процентов. Конечно, частично здесь вмешивалась селекция, но в основном считается, что мозг уменьшался параллельно уменьшению задач. Домашним животным не нужно искать пищу, жилище на зиму, спасаться от врагов. Им даже иногда не нужно нравиться партнеру.
- Сокращаясь в объемах, мозг экономил энергию?
- Совершенно верно. Я уже говорил, что, когда мы спим, мозг все равно потребляет энергию. У слона мозг большой, но по отношению к телу он небольшой. Мозг уменьшать выгодно, потому что можно тратить энергию на другие вещи, например быстрее расти, наращивать мышечную массу. Не исключено, что у домашних животных мозг уменьшался для того, чтобы энергия шла на производство, к примеру, мяса, на увеличение потомства.
Профессор Шанхайского научно-исследовательского института вычислительной биологии и руководитель лаборатории Сколтеха Филипп Хайтович
- И все же, если потребление энергии зависит не от качества решаемых задач, а от объема мозга, то зачем неандертальцу был дан такой большой объем?
- Он не сразу стал таким большим. В эволюции мы иногда видим, казалось бы, радикальные изменения, как, например, появление крыльев. С мозгом мы как раз не видим резкого перехода от маленького к большому или от простой структуры к сложной. Даже у рыб и рептилий мозг уже представляет собой сложные биологические структуры, а сложные структуры трудно менять радикально. Представьте, что у государства сложная система министерств, и там нужно провести реформы, это очень трудно. А есть, например, сельсовет, и там нужно провести какие-то изменения. Естественно, что в деревне решить эти вопросы будет проще.
- Я читала, что у человека, в отличие от животных, главное - новая кора мозга, лобные доли, то есть то, чем он думает. Разве здесь не было резких изменений?
- Не было. Мозг рос как снежный ком. Даже у птиц и рептилий есть зачатки коры, правда немного другой организации. Вся базальная часть нашего мозга представляет собой древние мозговые структуры, над которыми надстраивалась кора наших полушарий мозга, неокортекс. Когда мы смотрим на мозг человека, мы прежде всего видим эти большие полушария, они надулись, как большие пузыри. Хотя сам неокортекс, где расположены нейроны - клетки, передающие и принимающие нервные импульсы, представляют собой достаточно тонкую кору на поверхности этих пузырей - примерно четыре-пять миллиметров толщиной.
- А что же тогда в этих пузырях?
- Назовем это проводами, которые соединяют нейроны между собой, новую кору со старой, базальной, частью мозга, с лимбической системой, с мозжечком, со спинным мозгом, со средним мозгом. Но не надо думать, что базальные структуры мозга вторичны и не играют в нем большой роли. Можно привести простой пример: если сравнить количество нейронов в коре полушарий и в мозжечке, то в последнем их больше.
- А за что такое важное мозжечок отвечает?
- В основном за координацию движений. Я просто хочу этим показать, что если мы говорим о функциональности разных структур, то количество нейронов не объяснение. Эволюция нервной системы представляет собой эволюцию структур - лимбической системы, мозжечка, полушарий. В этих структурах есть клетки - нейроны, глии. Эволюция структур и эволюция клеток проходила параллельно. Нельзя построить здание без кирпичей. Иногда нам нужны разные типы кирпичей или материалы. То же и в мозге. Кирпич нервной системы - клетка. У простейших кирпичи разбросаны, потом они складывались, как конструктор. Одна особенность коры полушарий - в них много разных типов кирпичей, и поэтому они могут формировать более сложные структуры.
- И все же, вы говорите, что в коре примерно половина нейронов. Это немало. Появление большой коры объясняет поумнение?
- Если мы сравним кору человека и обезьяны под микроскопом, то никакой разницы не обнаружим. Даже если мы посмотрим на участок коры, который у нас отвечает за разговорную речь, казалось бы, у обезьян он должен чем-то отличаться от человеческого. Но мы не видим явных различий. Те же нейроны, те же связи.
- И они активируются, когда она говорит «у-у» и бьет себя в грудь?
- Вот именно, когда бьет в грудь. Они активируются, когда обезьяна жестикулирует. Ведь у них жесты практически заменяют речь. Это средство общения. Но в человеческом мозге те же нейроны получили новую функцию - производство речи, а не просто размахивание руками. И мы пока не понимаем почему. Конечно, было бы здорово, если бы мы увидели разницу в анатомии структуры мозга обезьяны и человека, что-то уникально человеческое. Но пока мы ничего такого не видим. Ну хорошо, если не в структуре дело, может, дело в объеме? Мозг человекообразных обезьян по объему примерно в четыре раза меньше, чем у человека. Казалось бы, самое простое объяснение, что с увеличением объема мозга появилось место для новых функций.
- Когнитивных…
- Ну да. Можем ли мы проследить, что с увеличением объема мозга сильно увеличились его способности? Если мы посмотрим на объем мозга современных людей, то некоторая корреляция будет, но, на мой взгляд, она такая слабая, что практически ничего не объясняет. Нельзя сказать, что человек с громадным мозгом будет гением. У людей очень большая вариация размеров мозга - от одного литра до полутора. Но будет ли человек с мозгом полтора литра в полтора раза умнее того, у кого всего литр? Оказывается, разница в пол-литра объясняет в лучшем случае лишь один процент разницы между способностями.
- Когда мозг стал увеличиваться в объеме и когда достиг своего пика?
- Если мы посмотрим на черепа, которые находили в раскопках периода три - два с половиной миллиона лет назад, мозг был примерно такого же размера, как мозг современных человекообразных обезьян: триста-четыреста кубических сантиметров.
- Он начал расти в связи с прямохождением?
- Трудно связать именно с этим. Есть ученые, которые утверждают, что общий предок человека и шимпанзе уже был прямоходящим. Скорее, это было связано с изменением питания и контролем огня около двух миллионов лет назад, что позволяло получать гораздо более полноценное питание. Мясо, которое трудно жевать, стало более удобным для потребления, к тому же легче стало усваивать и растительную пищу, которая в сыром виде плохо усваивается.
- Как жареное мясо и вареные корешки способствовали росту мозга?
- Улучшенное питание позволяет получать больше энергии. Но мозг рос не потому, что улучшилось питание, скорее, более богатое для организма питание позволило ему удерживаться в растущих объемах. Особи с большим мозгом были лучше эволюционно приспособлены. Уже миллион лет назад мозг наших предшественников был по размеру в том же диапазоне, что и у современного человека. А у неандертальцев он был даже побольше.
- Только у неандертальцев?
- Не только. У наших непосредственных предшественников, древних хомо сапиенс, живших примерно сто тысяч лет назад, мозг был в среднем процентов на десять больше нашего. Оговорюсь, судя по тому небольшому количеству находок, которым мы располагаем.
- Зачем миллион лет назад природе понадобилось наращивать мозг, когда он, по-видимому, ничего особого не продуцировал?
- Если мы предполагаем, что объем важен для наших способностей, значит, миллион лет назад все предпосылки для современных способностей уже были. И структура нынешняя была, потому что она такая же, как у обезьян. Был объем, была структура. А вот способностей мы не видим.
- Может, это мы со своей высоты не видим, если не находим какую-нибудь древнюю двустволку или дрель?
- Конечно, чтобы получить эволюционное преимущество, не обязательно изобретать самолет, нужно быть просто чуть лучше, чем другие. Сравните неандертальца с теми ребятами, которые жили три миллиона лет назад: у тех не было скребков.
- Что, для скребка понадобился дополнительный литр мозга?
-Это для вас сейчас скребок - ерунда. А для них - инновация.
- А когда мозг стал уменьшаться?
- Примерно сто тысяч лет назад. Интересно, что именно в этот период по находкам мы видим быстрое развитие новых технологий, накопление новых инструментов, развитие искусства. И это еще один парадокс. Первый заключался в том, что мозг длительно рос и культура почти не менялась, а второй - что, когда стал происходить взрывной рост культуры, мозг стал уменьшаться. Почему это произошло? Есть множество возможных объяснений. Это могло быть изменение климата, появление конкуренции, сокращение источников питания. Не нужно забывать, что на протяжении последних нескольких миллионов лет всегда существовало несколько видов человекоподобных приматов и между ними шла жесткая конкуренция, как, например, между кроманьонцами и неандертальцами. И так получилось, что мы остались единственным видом, потому что выиграли конкуренцию. Что именно произошло, мы не знаем. Но совершенно очевидно, что примерно сто - сто пятьдесят тысяч лет назад наш мозг стал работать совершенно по-другому. Наши прародители стали изобретать рыболовные крючки, метательные орудия. Стало больше пищи, появились живопись, украшения. Мы можем лишь предполагать, что уменьшение мозга было связано с изменениями на молекулярном уровне, причем мозг стал работать эффективнее.
- Продолжается ли эволюция мозга?
- Уменьшение мозга и есть следствие продолжающейся эволюции.
- И что, можно ожидать еще большего уменьшения?
- Возможно. Как я упоминал ранее, есть гипотеза самоприручения, самодоместикации. У домашних животных, как мы говорили, в результате доместикации мозг в среднем уменьшился на тридцать процентов. Так что если гипотеза самоприручения верна, нас ждет дальнейшее уменьшение мозга еще где-то на двадцать процентов.
- Можно ли к доместикации отнести информатизацию и распространение всяких приспособлений, освобождающих мозг человека от сложных расчетов, к примеру?
- Не только расчетов. Сейчас и запоминать ничего не нужно, «погуглил» - и все нашел. Считать это эволюцией или деволюцией? Наши потомки дадут ответ на этот вопрос.
- Кстати, о потомках. Правда ли, что развитие человеческого мозга в онтогенезе напоминает быстрый просмотр исторической эволюции мозга от простейших?
- В некотором роде. Только не от простейших, а от первых позвоночных. Если мы говорим об эволюции от амфибий до приматов. Если мы говорим об особенностях человеческого мозга, то этот ускоренный фильм нам мало что дает. Гораздо более информативна разница между мозгом новорожденного ребенка и новорожденного шимпанзе. Понятно, что мозг во многом продукт социального окружения. Если ребенок вырастет в лесу в кругу животных, он не будет полноценным человеком. То же и с обезьянкой, хотя в гораздо менее выраженном виде. Ее можно много чему научить. Но разница заключается в том, что мозг ребенка остается пластичным гораздо дольше, чем мозг детеныша шимпанзе.
- Дольше развиваются структуры мозга?
- Даже не структуры. Мозг ребенка уже сформирован при рождении, хотя он еще растет. Но рабочим инструментом мозга являются нейроны. Они связываются друг с другом, формируют сети. Естественно, еще до рождения формируются сети, ответственные за базовые функции - зрение, слух, движение. А если мы посмотрим на более молодые регионы мозга - фронтальную кору, которая вовлечена в сложные ассоциативные, сознательные процессы, контроль эмоций, которая интегрирует все получаемые сигналы, она еще полностью не сформирована. Там уже вроде все есть: сидят нейроны, у них есть отростки, они наготове. Но для того, чтобы создать сети, нужны внешние сигналы. Эти нейроны пока не знают, что хорошо, что плохо. Мозг не запрограммирован на то, что опасно хватать горячую сковородку. И наработка этих связей в ответ на внешние стимулы у ребенка длится гораздо дольше, чем у обезьянки.
- Насколько дольше? Вот я читаю в книжках о детском воспитании, что до трех лет в ребенка нужно успеть натолкать как можно больше знаний, в этот период он запоминает буквально все. Так ли это?
- Этот период называется окном возможностей. Он характерен и для обезьянки. В нее тоже можно что-то натолкать, но это окно закроется примерно через полгода после рождения. А у ребенка это окно остается открытым как минимум лет до десяти, что позволяет нашему мозгу формироваться под влиянием гораздо большего количества и разнообразия внешних стимулов и ситуаций по сравнению с обезьянами. Возможно, именно благодаря этому наш мозг и способен к ассоциативному мышлению.
- А почему в основном говорят о трехлетнем периоде?
- Возможно потому, что это окно закрывается постепенно. Может, для запоминания предметов и понятий этот период меньше. По опыту исследований педагогов, к примеру, можно сказать, что иностранный язык лучше учить с раннего возраста, тогда ребенок будет говорить на другом языке даже без акцента. Естественно, если он продолжит обучение и дальше. Но неверно было бы полагать, что этим и следует ограничиться. Ведь для развития ребенка более важна не библиотека понятий и слов, а способность перерабатывать получаемую информацию. Дети, которых, скажем, усиленно натаскивают в игре на рояле, могут вырасти весьма неприспособленными к обычной жизни. Важно за этот почти десятилетний период развить у ребенка разнообразные способности.
- Это длинное окно объясняет разницу между нашими способностями и способностями шимпанзе при одинаковой структуре мозга? В чем все-таки кроется интеллект?
- Если вы хотите, чтобы я назвал особую структуру, ее нет.
- Ну подождите, в книжках же пишут, что за наш интеллект отвечают наши лобные доли.
- Большие лобные доли были уже больше миллиона лет назад. Но что-то мы не находим в раскопках того времени стиральных машин и мобильников. Мы раскапываем одни и те же каменные топоры и скребки. Мы знаем, что миллион лет назад наши предшественники еще не создали индустриальное общество. Очевидно, что разница скорее не в размере мозга, а в том, как он работает. Но в чем эта разница, мы пока не знаем. Мы вообще очень мало знаем о человеческом мозге, потому что мы его мало изучаем.
- А как же вся эта масса книжек о том, как работает мозг человека?
- В основном все эти книжки исходят из эмпирического опыта и экстраполируют наши знания о мозге модельных животных, в частности мышей и крыс. Если вы поговорите с современными нейробиологами и спросите их, есть ли разница между обезьяной и мышкой, они ответят, что нет. По одной простой причине: более девяноста пяти процентов нейробиологов занимаются мышами и крысами. Над мозгом человека или обезьяны работает не больше одного процента нейробиологов. Сложно, дорого, иногда нельзя.
- Ну если не говорить об этичности, что, например, нельзя вставить в мозг человека электроды и следить за ним, разве нет других технологий для изучения человеческого мозга?
- Нельзя сказать, что нет технологий, которые изучают мозг человека, просто спектр технологий для мышей и крыс гораздо шире.
- Ваша лаборатория как раз изучает человеческий мозг. Что именно вы делаете?
- Естественно, человеческий мозг сложно изучать в том плане, что нельзя распилить череп живого человека и воткнуть туда камеру и электроды. Но за последние десять лет появилось множество методик, которые позволяют нам смотреть на мозг на молекулярном уровне. Раньше ученые брали определенные гены, определенные белки и изучали их по отдельности, один за другим. А сейчас есть технологии, позволяющие смотреть на активность всех генов вместе, на активность всех белков в мозге. Естественно, что мы все же смотрим неживые ткани, и возникает вопрос, насколько они отражают реальную картину в живом мозге. Но мы можем сравнивать это с теми данными, которые получаются на животных, при сопоставлении живых и мертвых тканей мозга. Мы же можем сравнивать ткани мозга человека и обезьян и отмечать, например, те маркеры, которых у них нет.
- Вы находите такие новые маркеры?
- Да, находим. Когда мы спускаемся на молекулярный уровень, мы видим гораздо больше. Если бы мы смотрели, как десять лет назад, всего на пару десятков маркеров, мы, возможно, ничего бы и не увидели. Но мы смотрим на все двадцать тысяч белков, из которых десять или двадцать будут специфичны для человека в каком-то отделе коры головного мозга. Эти белки есть и у обезьян, но мы выясняем, что они неактивны в тех отделах, где активны у человека. Кстати, мы нашли те маркеры, которые отличают окно возможностей ребенка и детеныша шимпанзе в том регионе мозга, который отвечает за ассоциативные связи. Однако мы смотрим лишь на крошечные участки коры мозга. К сожалению, ни у одной лаборатории и даже ни у кого в мире, кто изучает мозг человека, нет таких ресурсов, чтобы посмотреть на весь мозг в целом.
- А разве не этим призваны заниматься два крупных проекта в США и Европе?
- Есть три больших проекта, которые стартовали в прошлом и этом году, - в США, Европе и Китае. Первые два пока только провозглашают, что будут изучать человеческий мозг и все тайны будут раскрыты. Но опять-таки, поскольку эти проекты создавались сообществами ученых, занимающихся мышами, они собираются первые пять лет посвятить исследованиям мозга мышей. А потом, мол, экстраполировать эти знания на мозг человека. Но мы-то понимаем, что на молекулярном уровне мозг мыши довольно сильно отличается от мозга человека. На самом деле было бы гораздо проще, если бы ученые сфокусировались на разнице между мозгом человека и мозгами других животных. Вот вы спрашиваете: что произошло, почему получился человек разумный? Ответ на этот вопрос может дать сравнительное исследование мозга человека и шимпанзе. К сожалению, мозги неандертальцев и кроманьонцев не сохранились для сравнения.
- Что нужно для того, чтобы сосредоточиться на человеческом мозге?
- Стимулы и технологии. Со срезами мышиного мозга работать гораздо легче. Лабораторий же, которые могут делать срезы человеческого мозга, всего несколько на планете. Он слишком велик для того инструментария, который сейчас есть в распоряжении ученых.
Мозг человека и шимпанзе на 99% одинаков
- А чего все-таки конкретно не хватает, каких технологий?
- Например, сейчас есть технология, которая на масштабе мозга мыши позволяет визуализировать в оптической микроскопии все клетки мозга. Вы можете сделать мозг мыши прозрачным, вы можете флуоресцентными маркерами прокрасить нейроны, потом просканировать на микроскопе и получить огромное количество данных, которые впоследствии отцифруются, и получится картинка мозга мыши во всех деталях. Полный мозг. Эти технологии появились года три назад. Нужно модифицировать технологии, заточенные на маленькие размеры. Можно сделать и технологию прозрачного мозга человека или примата, и большой микроскоп, но это потребует очень больших вложений.
- Может, это и финансируют эти мегапроекты?
- Хорошо бы. Если не потратят все деньги на мышей.
- А китайский проект тоже первоначально посвящен мышам?
- Нет, он стоит особняком, потому что посвящен болезням человека, связанным с мозгом.
- Нацелились на Альцгеймера?
- И на другие заболевания тоже. Нас же интересует мозг здорового человека. Мы общаемся с ними, но не вовлечены в этот проект.
- В этом году вы обосновались в Сколтехе - Сколковском институте науки и технологий. Чем вы занимаетесь здесь?
- Я создаю тут лабораторию. Сначала группу биоинформатиков для обработки больших массивов данных. Потом - лабораторию, которая будет нарабатывать собственные данные. Вообще, я планирую года через два полностью перебраться в Сколтех, сейчас я половину времени все же провожу в Шанхае, где я еще и один из директоров института. Но у меня есть оптимистические надежды, что тут удастся создать полноценную лабораторию, потому что для этого все есть - и современные технологии, и люди. Я вижу здесь много талантливых и умных студентов, аспирантов и молодых ученых, которым интересны и фундаментальные проблемы, и прикладные исследования. И наша тема, изучение мозга человека, может быть неплохой нишей, потому что, повторюсь, этим мало кто занимается. На самом деле можно говорить, что мозг мыши и человека на восемьдесят или даже на девяносто процентов одинаков. Но в биологии так просто цифры не работают. Мозг человека и шимпанзе можно считать на девяносто девять процентов одинаковым. Но мы же видим, что может этот один процент или даже доли процента! Он дает огромные, революционные изменения. И нам как раз важно поймать этот процент.
Фото Филиппа Хайтовича. (Снимал Олег Сердечников. Уже выложил).
