Юрий Вировец: хедхантер

Для нескольких миллионов россиян сайт Headhunter.ru является одним из основных инструментов поиска работы. Он настолько популярен, что приколоченный внизу страницы SEO-текст, призванный поднимать сайт в поисковой выдаче, кажется совершенно не обязательным. Действительно, найти человека, активно пользующегося интернетом, но не осведомленного о «Хедхантере», непросто. Но это сегодня. А в 2000 году, когда сайт только появился, мало кто взялся бы предсказать ему такую известность. Одновременно с Headhunter.ru, запущенным руководителями кадрового агентства People You Need, свет увидел сайт E-xecutive.ru, сделанный с подачи агентства Ward Howell International. Оба проекта работали на развитие рынка рекрутмента, но каждый по-своему. E-xecutve.ru сделал акцент на контент в духе деловых СМИ, снабдив его бонусом в виде топовых и выше среднего уровня вакансий. Headhunter.ru в свою очередь сосредоточил усилия на сервисной части, помогающей соискателям и работодателям находить друг друга. В результате сегодня Headhunter.ru фактически стал синонимом поиска работы в Рунете. В интервью OFF / THE / RECORD президент группы компаний Headhunter Юрий Вировец рассказал о незавидных перспективах низкоквалифицированных специалистов, российском изоляционизме, а также о том, почему он бы уволил ректоров многих отечественных вузов.

Как вы попали в кадровый бизнес, в агентство People You Need, если до этого вы были с ним никак не связаны?

Попал совершенно случайно. Я вернулся в Москву из Израиля в конце 98-го и искал работу, время было кризисное. Один мой однокурсник с химфака пригласил меня в агентство, где сам работал. Мне было более-менее все равно чем заниматься, и я согласился.

А почему вернулись?

Было понятно, что в России больше возможностей, Израиль - маленькая страна. Человеку с амбициями, который при этом не местный, добиться чего-то достаточно сложно. Поэтому и решил вернуться. Многие люди из российского интернет-бизнеса прошли аналогичный путь. (Смеется)

Почему вернулись - понятно. А как вы там вообще оказались?

Мне было двадцать пять лет, и я решил, что надо что-то в жизни менять. К тому времени я закончил один институт, второй. В какой-то момент мне неожиданно позвонили из военкомата и сказали, что, мол, знаешь, мы хотим тебя в армию забрать.

Помочь что-то в жизни поменять…

Да-да. (Смеется.) Когда мне позвонили, я понял, что это последняя капля: я беру и уезжаю. Взял и уехал, провел там два с половиной года.

А как уехали-то? Виза, все эти формальности?

Ну, я решил этот вопрос как-то. Не будем на этом заострять внимание. (Смеется.) Как бы то ни было, я прожил там два с половиной года и мог бы и продолжать. Я иногда думаю, как бы сложилась моя жизнь, не вернись я. И думаю, что ничего плохого со мной не случилось бы. Но я все равно считаю, что мне очень повезло попасть в начале двухтысячных годов в Россию, в бурно развивающийся бизнес. После кризиса все начало цвести, появился интернет. А я по натуре такой человек, который всегда старается быть на переднем крае чего бы то ни было. Так, например, я был одним из первых пользователей интернета в Москве - впервые его увидел в Институте неорганической химии в конце 94-го - начале 95-го.

После кризиса директор и владелец кадрового агентства People You Need Михаил Фролкин, тоже человек увлекающийся, решил, что нужно делать интернет-проект про рекрутмент. Эту идею он вынашивал с 97 года, но тогда кризис не позволил ее реализовать. Мне все это очень понравилось, и я сразу вписался. Я сам к нему подошел и сказал: «Миша, давай я буду всем этим рулить». Так все и произошло.

В интервью «Коммерсанту» вы сказали, что у вас был выбор сидеть в кадровом агентстве консультантом и делать карьеру последовательно или бросить все ради нового проекта.

Да, так и было.

А чем вы на самом деле рисковали?

Деньгами. Первые полгода я работал бесплатно, а потом, когда пошли первые деньги, моя зарплата долгое время была минимальной. Конечно, в агентстве я зарабатывал гораздо больше и все это время я жил на полученные в агентстве гонорары. Конкуренция тогда была сравнительно небольшая, а спрос наоборот - большой. Я уверен, что если бы остался в рекрутменте, то сегодня был бы партнером в одном из самых крупных российских агентств. Так что я рисковал, хоть и не так сильно, как мой партнер Миша Фролкин, который вкладывал свои деньги - порядка $200 000. На них тогда можно было купить четыре двухкомнатные квартиры в Москве.

Зачем после химического образования вам понадобилось психологическое?

Курсу к четвертому на химфаке я понял, что химией заниматься не хочу. Оба моих родителя были химиками, и на химфак я поступил по инерции. Доучился, потому что в противном случае нужно было бы решать вопрос с армией, ну и маме нужно было показать, что высшее образование есть, чтобы ее душа была спокойна. (Смеется.) Я хотел чего-то гуманитарного. И когда на психфаке открылось отделение для второго высшего, я был в первых рядах тех, кто воспользовался этой возможностью. Кстати, среди гуманитарных наук Советского Союза психология - единственная, признанная на международном уровне.

Вы работали параллельно с учебой?

Да, работал, обивал диваны. Однажды мой химфаковский приятель обил своей тетушке кресло. Той понравилось, и она порекомендовала его своей знакомой, которая, в свою очередь, порекомендовала еще кому-то. Постепенно все это превратилось в бизнес, в который он позвал меня. В какой-то момент я перестал заниматься непосредственно мебелью и стал бухгалтером. Я ничего не знал про бухгалтерию, но мне было интересно освоить новый вид деятельности. Первый баланс я делал, наверное, дня четыре, сидел, читал книжки. В итоге сделал, ошибок было немного. Кстати, в жизни мне это сильно пригодилось. Так что пара недель, ушедшие у меня на освоение бухгалтерии, были потрачены не зря.

Сегодня рынок труда в России принадлежит соискателю или работодателю?

Существует общемировая тенденция, актуальная и для России. Ее смысл в том, что есть огромная пропасть между спросом на высокооплачиваемый квалифицированный труд, когда условия задает кандидат, и огромным предложением со стороны низкоквалифицированных людей, для которых нет достаточного количества рабочих мест.

А что именно вы подразумеваете под низкоквалифицированным трудом?

Такой труд, для которого не требуется больше шести - двенадцати месяцев обучения. Мир становится все более открытым, поэтому людям с низкой квалификацией приходится конкурировать, скажем, с работниками из Индии, Таиланда, Таджикистана, которые обладают очевидными конкурентными преимуществами. С одной стороны, это порождает массу социальных проблем. С другой, дешевый низкоквалифицированный труд помогает бизнесу быстро расти.

Можно ли сказать, что технические специальности становятся все более востребованными, а гуманитарные - наоборот?

А что вы подразумеваете под гуманитарными специальностями?

Маркетологи, пиарщики…

Маркетологи и пиарщики востребованы, если они хорошие. Очевидно, что пиарщик, который умеет рассылать пресс-релизы, но не умеет их писать, не будет востребован, хоть он может называться пиарщиком и причислять себя к квалифицированным специалистам. А пиарщик, который умеет хорошо писать, да еще так, чтобы провоцировать публикации, такой дорогого стоит.

Я бы не сказал, что гуманитарные специальности востребованы меньше. «Физические» потребности людей имеют очевидные пределы: зачем тебе пять телевизоров, например? Зато начинается рост в нематериальной сфере: в индустрии развлечений, безопасности и так далее. А это во многом гуманитарные отрасли. 

Почему мы видим так мало россиян в руководстве международных компаний?

Первая проблема - английский язык, который большинство наших соотечественников не знают. Вторая - общий российский изоляционизм. Чтобы стать топ-менеджером в международной корпорации, нужно пройти определенный прозрачный карьерный путь: признанное учебное заведение в качестве основного образования, западная бизнес-школа, известные компании-работодатели.

Вы считаете, что в течение ближайших, скажем, десяти лет эта ситуация существенным образом изменится?

Нет, с учетом нынешних трендов думаю, что ничего не изменится. Чтобы что-то изменилось, нужно было бы начать с зачистки всего ректорского состава. Я как-то был на совещании ректоров в МГУ, это просто тихий ужас. Это люди абсолютно совкового типа. Ни о каком международном признании продуктов отечественного образования говорить не приходится.

Сколково?

Ничего плохого про него пока не известно. Скорее, наоборот. У меня там учатся несколько знакомых и хвалят. Не знаю, кто эту идею придумал: Сурков или Медведев, - но мне она нравится. Я понимаю, что выгнать всех ректоров, как я предложил раньше, невозможно, но можно рядом со старыми институтами создавать новые. Сотрудничество с MIT - тоже правильное решение, хоть те и торгуют своим брендом направо и налево. (Смеется.)

У меня есть знакомая в Гарварде, она рассказывала, что сейчас в рамках сколковских программ выделяется большое финансирование. Многие ученые, которые раньше крутили носом, начали подавать на все эти гранты.

Что вы думаете про такую вещь, как лояльность работодателю? Как вы вообще понимаете этот термин?

Лояльность - это по-русски «преданность». А вообще преданность - это хорошая вещь, потому что человек должен быть чему-то предан. Если говорить о работе, то он должен быть предан либо своей профессии в целом, либо конкретному работодателю. Если он не предан ни тому, ни другому, то грош ему цена. Другой вопрос, что иногда лояльность подменяется тем, что раньше называли «кумовство». Так, лояльность конкретному человеку в компании - это плохо, потому что рано или поздно это приведет к конфликту интересов. Очень часто интересы конкретного человека расходятся с интересами компании. Лояльность же заключается в том, что человек готов поступиться своим личным интересом ради общего дела. 

Вы сейчас совладелец компании Headhunter?

Нет.

Получается, что вы наемный работник?

Фактически да. У меня есть доля в Mail.ru, которую я получил в обмен на долю в Headhunter.

Это не вызывает «раздвоения»?

Да, есть некий внутренний конфликт. Это серьезная тема. Ты по инерции продолжаешь считать, что это все твое, а факты говорят об обратном. (Смеется.) Я испытываю этот когнитивный диссонанс в полной мере.

Вы могли бы представить себя в роли наемного менеджера в другой крупной компании?

Честно говоря, нет. Сейчас для себя я такой вариант вообще не вижу. Я точно понял, что не хочу работать ни в каких крупных корпорациях. Mail.ru - отличная компания, сильная, динамичная, но все-таки это не мое с точки зрения каких-то внутренних установок. Я, конечно, могу наступить себе на горло, но счастливым я от этого не буду точно.

Как по-вашему, трудоголизм - это достоинство или недостаток?

Я с уважением отношусь к трудоголикам, хотя сам таковым никогда не являлся. Есть абсолютно четкое определение алкоголика - это человек, чья тяга к спиртному досаждает окружающим, это социальное явление. Так и с трудоголизмом. Человек становится трудоголиком, когда у него начинаются проблемы в семье, в рабочем коллективе, со здоровьем. При этом что у алкоголиков, что у трудоголиков у самих проблем нет - страдают окружающие. (Смеется.)

Сколько часов в день вы обычно работаете?

Не знаю, никогда не считал. Что значит «работаю»? В интернет-сфере все очень размыто. Ты можешь писать имейлы в три часа ночи, а спать до одиннадцати. Можно отправить письмо, а потом сидеть читать Facebook.  С одной стороны, последнее работой не является. С другой, без этого чтения ты выпадаешь из информационного поля и не можешь эффективно коммуницировать с людьми.

Вы согласны с тем, что более красивые люди более успешны в построении карьеры?

Безусловно. Если у тебя привлекательная внешность, люди тянутся к тебе, причем и мужчины, и женщины, вне зависимости от твоего пола. А поскольку успех в современном мире очень сильно завязан на коммуникациях, связь очевидна. Впрочем, есть и хорошие новости. Сегодня красота - понятие «техническое», она не зависит от природных данных. Посмотрите на голливудских звезд, они далеко не все красавицы. Есть и просто уродливые, не будем показывать пальцем. (Смеется.) Но то, как они себя подают, все решает.

Вы видели фильм «Дьявол носит Prada»?

Да.

Миранда Пристли, по-вашему, хорошая начальница?

Нет,  я не люблю начальников-самодуров. Это одна из причин, по которой я никогда не пойду работать в корпорацию.

Увольнять людей вам тяжело?

Конечно, тяжело. Это одна из самых сложных вещей в работе менеджера.

Как вы относитесь к дауншифтингу?

Положительно отношусь. У меня есть много друзей-дауншифтеров, которые живут прекрасно и чувствуют себя хорошо. Мне кажется, необязательно мерять успех человека только по его материальным или карьерным достижениям.

Но одно дело, когда дауншифтер «уходит в тень», чтобы написать книгу или сделать что-то еще общественно полезное, и другое, когда он балбесничает…

Ну и что? Они делают что-то полезное для себя. К тому же мы не знаем наверняка, что полезно для общества. В Израиле учащиеся религиозных школ не служат в армии. В связи с этим к ним всегда было много претензий. У них есть на это ответ: «Молиться богу не менее важный вклад в обороноспособность страны, чем служба в армии. Может быть, вообще все это существует именно потому, что мы молимся, а не потому, что вы с автоматами бегаете». (OFF / THE / RECORD: в начале августа 2012 года истекло действие соответствующего закона, и теперь возможности для уклонения от службы в израильской армии по религиозным мотивам фактически не существует.)

Чего вы боитесь?

Боюсь летать на самолетах. Боюсь заболеть. Боюсь стать инвалидом. Боюсь за близких. Не могу сказать, что боюсь чего-то, чего не боялся бы обычный человек.

Что вам больше всего не нравится в России?

Что люди мучительно неспособны обустроить свою жизнь. У Пелевина есть фраза о том, что заговор против России существует, и в нем участвует все взрослое население страны. Она очень верно отражает суть дела.

А что больше всего нравится?

Не могу ответить на этот вопрос. (Смеется.)

- Сергей Колесов