|
|
Владимир Познер: Я очень старался быть русским
Лариса Алексеенко (№ 13 от 01.04.2013)
Он любит неудобные вопросы. Возможно, честных ответов он и не ждёт. Ответ ведь дело собеседника. И примеров тому масса. Однажды гостем Познера был Геннадий Хазанов. Познер спросил его: «Почему во времена Горбачёва можно было показывать генсека смешно, а сейчас - нет?» Геннадий Викторович ответил, что это и сейчас возможно. И всё, no comment. - Владимир Владимирович, что-то вы явно симпатизируете Горбачёву. Даже были гостем на грандиозном праздновании 80-летнего юбилея Михаила Сергеевича в лондонском Альберт-холле.
- Почему нет? Я Михаилу Сергеевичу очень благодарен. Именно он повернул нашу жизнь в такое русло, что и у страны, и у её граждан появились свободы: свобода слова, свобода выбора. Стало возможно читать что хочешь, смотреть что хочешь, путешествовать куда хочешь и т.д. Нам перестали навязывать нравственные ограничения, цензура исчезла. Все нравственные ограничения сидят в нас, а не спускаются сверху. Я сторонник писать то, что хочешь, снимать то, что хочешь, но с одним «но»: помнить, что твоя свобода заканчивается там, где она мешает свободе другого.
- Может, празднование юбилея единственного президента СССР и вас вдохновило на то, чтобы отмечать свой день рождения 1 апреля в Театре эстрады?
- Я вам даю слово, что я в этом не замешан. У меня самый обыкновенный день рождения, никакая не круглая дата. А Геннадий Викторович Хазанов, мой хороший приятель, предложил отметить на сцене его театра. Говорю ему, что не понимаю, что нужно делать. Он мне говорит: «Положись на меня, всё сделаю». Но мне очень неловко! Почему в Театре мой день рождения? Когда мне будет 80 (в будущем году. - Ред.) - может быть, а так - зачем? Но я поставил условие, чтобы билеты не продавали, и он мне пообещал.
- В вашу студию приходят разные гости - и политики, и деятели кино, и певцы. Про деятелей культуры всё ясно. А вот про политиков... Вы следите за новыми принимаемыми законами и не скрываете своего мнения по поводу «акта Магнитского» или «закона Димы Яковлева»? Вы действительно считаете, что наша Дума отыгралась на детях?
- Для меня «акт Магнитского», принятый в США, и это совершенно очевидно, - политическая игра, причём игра внутреннего характера, чтобы показать согражданам-американцам, что мы - сенат и палата представителей, то есть конгресс в целом, очень озабочены правами человека в России. На самом деле подавляющему числу граждан совершенно безразличны, так же как и нам, права человека и в России, и в Америке. Было понятно, что здесь этот закон ничего не изменит. Но наша Дума приняла закон, запрещающий усыновление российских детей американцами. Да, кроме этой части, в законе есть и другие моменты, но все, не только я, обратили внимание именно на вопрос о запрете усыновления. И демонстрации были по этому поводу, а не по поводу чего-то ещё. Говорить ли о том, что это ответ? Хотя все, в том числе и Медведев, начали объяснять, что этот закон никак не связан с актом, но тем не менее это ответ, причём глупый и бессмысленный, неэффективный, представляющий нашу страну в дурацком виде.
Для них, как и для россиян, ноль законов существует, законов нет. Закон лишь для общества, но главное - это семья… - Вы - дипломированный биолог. Но ваш диплом выпускника МГУ так вам и не пригодился.- Для меня журналистика - это не профессия, а образ жизни. Я сам, окончив биологический факультет МГУ, понимал, что я не биолог, что я вообще не учёный, хотя мне казалось, что я хочу этим заниматься и открывать тайны мозга. Но мне это было не дано, и я могу себя похвалить лишь за то, что мне удалось устоять и, несмотря на давление родителей, которые твердили: «Как тебе не стыдно, пять лет тебя государство учило, а ты…», не пойти в науку. Я понимал, что это гибель для меня. И много лет я искал себя. И лишь тогда, когда меня вынесло на журналистику, я понял: вот, что я люблю.
Так вот, думаю, что вовсе не обязательно иметь журналистское образование, чтобы быть журналистом. Нужно иметь некий жизненный опыт, нужно понимать, почему ты хочешь быть журналистом, что это для тебя значит, потому что журналистика требует от человека ответственности. Мне кажется, многие люди идут в журналистику, полагая, что это такая привлекательная, гламурная даже профессия, приносящая известность и деньги. Но это всё не так. Можно научить человека рисовать, но научить быть художником невозможно. Самые главные качества журналиста - это любопытство, желание узнать - почему, то есть всё время задавать вопрос «почему?», ничему и никому не верить на слово, а всё время пытаться проникнуть в суть вопроса, то есть должно быть любопытство. Это, может быть, самая главная, но далеко не единственная черта.
- Америку и Францию вы называете своим домом, что и объясняет путешествия по этим странам. А как Италия попала в круг ваших интересов?
- Италия возникла для меня совершенно неожиданно. В отличие от Америки и Франции, которые мне действительно знакомы с детства, Италия не была для меня родной. Я её более-менее знал, как человек, который ездил туда, но не более того. Эта идея появилась, потому что это был юбилейный год для страны и мне предложили сделать фильм об этой стране. Я согласился. А потом задумался. Как делать, про что снимать? Но потом пришла идея. Страну я не знаю, поэтому нужно выбрать каких-то людей и задавать им всем два одинаковых вопроса. Первый: какой итальянский город можно посоветовать человеку, который никогда не был в стране? Второй: если можно съесть в Италии только одно блюдо, то какое порекомендуют и где его готовят лучше всего? И в результате у нас сложится маршрут. Так и случилось. Поэтому в проекте об Италии сами жители этого полуострова и рассказали о своей стране.
- Были ли неожиданности в этом путешествии?
- Были. И самое главное, на мой взгляд, что представление, которое существует об Италии, неверно. Народ, живущий в этой стране, лишь на первый взгляд весёлый, открытый и приветливый. Это не так. Наоборот, это очень сложные и даже многоэтажные люди. Это ведь самый древний народ на планете. Древних греков нет, египтян - нет. Все цивилизации погибли, а Рим остался. Почему? Их завоёвывали постоянно, и чтобы выжить, им приходилось приспосабливаться: всегда улыбаться, быть приветливыми, не драться и не сопротивляться, а, наоборот, принимать и источать любовь. А на самом же деле в их душах жила не любовь, а презрение и ненависть. И ещё одно открытие. Я постепенно понял, что итальянцы чем-то похожи на нас. Для них, как и для россиян, ноль законов существует, законов нет. Закон лишь для общества, но главное - это семья, как в прямом понимании, так и в более широком. Вот здесь итальянец правдив, точен, смел. Он будет защищать свою семью с таким отчаянием, которое трудно даже представить.
В Америке я многих просил продолжить предложение: «Для меня быть американцем значит...», а в ответ звучало - быть свободным, жить в демократии, быть представителем первой демократической страны в мире, любой может стать тем, кем хочет, если он честно работает. Тот же вопрос я задавал и французам. И слышал такие продолжения: быть французом - значит принадлежать великой культуре и искусству.
А итальянцы говорили: а я не итальянец, я - флорентиец, я - тосканец, я - римлянин, я - сицилиец... «Итальянец» для них шёл отнюдь не на первом месте. Почему? Потому что страна стала единой лишь 150 лет назад, а до этого всего воевали между собой разные республики, княжества, герцогства... Италия - страна очень сложная, намного запутаннее, чем Америка и Франция. Но она невероятно красива! Каким образом им удалось сохранить древние дома и целые города XIV-XV веков? Откуда у них это врождённое чувство прекрасного?
- Однажды вы сказали, что в России вас держит только работа. Означает ли это, что в странах, где вы хотели бы жить, работу вы не найдёте?
- Да, конечно. Мне 79 лет, в этом возрасте обычно работу не предлагают. Я отдаю себе отчёт, что та работа, которая у меня есть здесь, она абсолютно исключительная. Я могу говорить с большим количеством людей и стараться, насколько я могу, помочь просвещению и пониманию ситуации. Этого я не могу сделать нигде. Но я здесь не чужой, я просто себя не чувствую здесь дома. Я очень старался быть русским, но мне давали понять, и неоднократно: нет-нет, вы хороший парень, но не наш.
- А что такое «наш»?
- Это очень много мелких вещей. Как люди улыбаются, здороваются, жестикулируют, едят, ходят, что поют, как поют. Я очень люблю Россию, и воюю за неё как могу, чтоб она была той, какой я хотел бы её видеть. И хотя я себя не чувствую россиянином, я действую как гражданин этой страны. И поэтому, если такое случится, что я не смогу здесь работать, а ведь это может когда-нибудь случиться, то я уеду к себе домой, в Париж. А это неплохое место, скажу вам. Я там родился и хотел бы там умереть. В этом нет ничего плохого, нет ничего антирусского, просто так сложилось.
|
Дизайн и поддержка: Interface Ltd. |
|