РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВЛЕЧЕНИИ К СМЕРТИ

Джон Миллс

Школа последипломного обучения Адлера,
общество современного психоанализа Торонто

Резюме

Тезис Фрейда о влечении к смерти - одна из наиболее оригинальных концепций в истории идей. Он содержит потенциально жизнеспособное объяснение головоломкам, которые задают проблемы человеческой цивилизации, субъективное страдание, групповая агрессивность и саморазрушение. Современные психоаналитики-теоретики склонны рассматривать влечение к смерти как забавный нонсенс и плод фантазии, но я хочу защитить здесь иную точку зрения. Фрейд искал рациональное объяснение идущим изнутри импульсам, мотивации, активности, побуждающим определенную телеологию направленной на себя и других деструкции. Ее детали многогранны и зависят от уникального контекста, оказывающего воздействие на психические структуры и бессознательно обусловленное поведение. Хотя Фрейд определенно полагал, что его идея о влечении к смерти "останется для будущих исследований", он был предан гипотезе, верифицированной с помощью клинических наблюдений, о том что психика ищет "возврата в раннее состояние". Несмотря на врожденную эволюционную природу психики, смерть становится точкой опоры и психического развития и психического распада.

Ключевые слова:  влечение к смерти, Фрейд, навязчивое повторение

Что может быть банальнее смерти - этой предсказуемой и абсолютно неизбежной предопределенности. Смерть банальна по причине своего извечного порядка и невообразимой рутинности. От смерти нельзя отмахнуться, ее нельзя отменить, смерть как признавал Хайдеггер (1927/1962) "стоит перед нами как нечто неминуемое" (p. 294), нечто надвигающееся, наша "заброшенность" в мир будет ограничена и даже отвергнута. Но для Фрейда смерть нечто гораздо большее, чем просто стоящее перед нами, смерть скорее располагается внутри нас как внутренний импульс к аннигиляции. Еще до жажды убивать существует скрытая имплозия, по сути, жажда самоубийства. И здесь банальность смерти уже не в том, что она случается с нами, а в том, что она - это мы, наша внутренняя суть, проживаемая все в новых формах, повторяясь по кругу до тошноты.

Для Фрейда (Freud 1933/1964) работа смерти, в конечном счете, заключалась в возвращении или восстановлении прежнего состояния недифференцированного бытия, это то влечение "которое ищет, как покончить с жизнью раз и навсегда и восстановить неорганическое состояние" (p. 107). Фрейд не утверждал, что смерть - единственная цель жизни, он утверждал, что смерть вместе с принципом жизни под властью древнего Эроса сохраняет диалектическое напряжение, и эти две силы разума онтологически неразделимы. В нынешнюю эпоху "объектных отношений" влечение к смерти казалось бы кануло в Лету. Даже классики психоанализа испытывали трудности с принятием этого центрального постулата теоретического корпуса Фрейда. Я полагаю, что подобное отношение связано либо с недостаточным знанием того, что именно сказал Фрейд в своих противоречивых, не всегда теоретически связанных текстах, либо как результат реактивной защиты. Святая обязанность любого критика хорошо знать то, что ты критикуешь и в нашем случае это означает не только погружение во все нюансы того, что Фрейд сказал, но и в то, что он подразумевал и даже в те умозаключения, которые могут быть выведены только логическим путем. Плодотворная работа Фрейда над проблемой первичности влечения к смерти ярко раскрыла его талант философа-естествоиспытателя, способного сочетать жесткую дисциплину логики с клиническими наблюдениями. Несмотря на общее мнение, сложившееся у современных аналитиков по поводу концепции влечения к смерти, по историческим, клиническим и философским соображениям было бы полезно еще раз рассмотреть соображения Фрейда по данному вопросу. Именно поэтому данное эссе является по большей части экзегетической (толковой) рефлексией на введение Фрейдом в психоаналитическую теорию деструктивного принципа и не претендует затронуть все противоречия и разногласия, всех очернителей, пытающихся с эволюционной точки зрения дезавуировать вклад Фрейда. Если психоанализу еще суждено развиваться и процветать, он должен быть готов вернуться и пересмотреть те свои идеи, которые были поставлены ранее под сомнение, но которые изначально и радикально дали ему преимущественное положение.

Сила отрицания настолько очевидна в психоаналитической практике, что удивительно, почему для психоаналитиков влечение к смерти до сих пор остается сомнительной концепцией. С феноменологической точки зрения невозможно отрицать силу и проявления отрицания. Вечерние мировые новости посвящены исключительно смерти, разрушению, хаосу, конфликтам, трагедиям и человеческому страданию. Даже те, кто защищают исключительно травматическую модель саморазрушения или объясняют человеческую агрессивность, вынося причины негативизма вовне, вынуждены как-то считаться с угрожающими организму внутренними врожденными деструктивными элементами. Даже медицинская наука озадачена внутренними силами, которые в виде атак собственной иммунной системы, эндогенных факторов (например, рака, СПИДа, амиотрофического склероза) зловредно уводят здоровый организм в сторону от адаптации, долголетия и жизни. Обратим внимание на парадоксальность сна, одновременно сочетающего в себе и регрессивные и репаративные процессы, на то, что отход ко сну ассоциируется с желанием вернуться в ранее нарушенное состояние мира, спокойствия или океанического "покоя", что является, возможно, влечением к состоянию, лишенному напряжения, а возможно - возвращению в матку. Избыточная сонливость - один из наиболее заметных симптомов клинической депрессии и желания умереть. К тому же, аргументы, доказывающие, что направленная вовне человеческая агрессивность не является, по сути, саморазрушением, неубедительны по той простой причине, что эта внешняя агрессивность порождает столько ответной ненависти, агрессии и разрушений, что угрожает в целом мировому порядку и развитию гражданского общества. Учитывая глобальную вездесущность войн, геноцида и геополитических зверств, мы по всей вероятности как человеческая раса быстрее погибнем от собственных рук, чем от безличных сил природы.  Homo homini lupus  - "Человек человеку волк" .

То, что современный психоанализ не интересуется классическими текстами Фрейда о первичности смерти - совершенно очевидно. Они сразу же откладываются без прочтения только потому, что признанные авторитеты в этой области сказали: так нужно. Здесь я имею в виду настоящую компанию, развернутую школой объектных отношений против теории влечений. Я думаю, что противники концепции влечения к смерти просто не уловили сложность, неконкретность, антиредукционизм и нелинейность того, что предложил нам Фрейд. Критики заявили, что раз влечение к смерти противоречит эволюционной биологии, следовательно, оно ложно. Но весь этот критицизм лишь порождает вопрос: что мы понимаем под смертью, или еще точнее: что мы понимаем под функцией смерти в психической реальности, или если еще точнее: как смерть организует наш бессознательный опыт. То, что биологическая особь внутренне побуждаема развиваться, не исключает производные из внутренней конституции деструктивные импульсы, угрожающие ее существованию и пролиферации. Можно выдвинуть логический постулат, что жизнь возможна лишь благодаря силам отрицания, которые ведут к новым более высоким эволюционным достижениям путем разрушения старых. В этом и заключается положительное значение отрицания, артефакта психической реальности, берущего свои истоки во внутреннем отрицании и стеснении, и одновременно переходя которые, превращающегося в душевную боль. Психоанализ часто заходит в тупик, рассматривая смерть лишь как конечное физическое состояние или окончание жизни, в то время как смерть могла бы быть утверждена в психике как первичный онтологический принцип, определяющий траекторию всей психической активности. В пределах сознательного опыта смерть имеет много значений и граней интерпретаций, которые совершенно противоположны той логике негативности, которой пронизана бессознательная семиотика. Я надеюсь убедить читателей в том, что смерть это онтологическая категория бессознательного опыта, которую сознательное психическое переживание никогда не сможет исключить; то, что мы эпистемологически знаем (или утверждаем, что знаем) как наш опосредованный внутренний опыт, всегда опирается на наше чувственное отношение к смерти. Изначальные силы повторяющегося конфликта, отрицания и деструкции, которые будоражат нашу жизнь, и есть та диалектика, которая подразумевается только совместно и онтологически неразделима. То, что мы называем силой жизни, стимулом к жизни, побуждением к жизни, влечением к жизни самым интимным образом связано со своей противоположностью: отрицанием жизни, окончанием жизни и ее утратой. Здесь жизнь равна смерти: Бытие и Ничто есть одно и то же.

Сам Фрейд никогда не использовал термин  инстинкт смерти  в отношении внутренней предрасположенности организма к деструкции, предпочитая использовать слово  Todestrieb , которое адекватно переводится как  влечение к смерти . Ранее философы уже признавали немаловажное значение смерти в конституции человеческой субъективности, но Фрейд придал ей первичное парадигматическое значение онтологической силы, лежащей в основе психики. Подобную интерпретацию можно адекватно понять лишь после того как усвоишь все нюансы того, как либидо (а позднее Эрос), находят свое происхождение в смерти, что наиболее полно было изложено Фрейдом в работе "По ту сторону принципа удовольствия" (1920/1955b). Придание смерти центральной позиции явилось результатом напряженной теоретической эволюции Фрейда. Такая позиция усилила теоретическую и клиническую ценность выдвинутой идеи, базирующейся на новых клинических фактах и том мощном личном резонансе, который имели смерть и распад для Фрейда. Напомним, что Фрейду пришлось пережить ужасы первой мировой войны. В тот год, когда он опубликовал "По ту сторону принципа удовольствия", его дочь Софи умерла от инфлюэнцы, сам Фрейд был на ранних стадиях рака неба, который окончательно диагностировали три года спустя, когда он окончательно систематизировал дуалистическую теорию влечений.

Фрейд не был всегда благожелательно настроен к первичности деструкции. Его ранняя позиция заключалась либо в соподчинении агрессии либидо либо в выведении ее дериватом либидо. Амбивалентность Фрейда в отношении основополагающей роли смерти явно была источником напряжения в его системном мышлении, начиная с первых диспутов с Адлером о возможности существования "влечения к агрессии" ( Aggressionsbetrieb ) (см. Фрейд 1909/1955а, р. 140, fn2). Более того, мы встречаем его собственное признание, что при распутывании клубка секса и смерти возникли такие трудности, что он считает необходимым забросить все это дело - текст, датированный как минимум 1898 годом (1966, рр. 292-294). Более полно он позднее переработал свои взгляды в "Психопатологии обыденной жизни" (1901/1960, рр. 3-5). Но, несмотря на такую амбивалентность, с самых ранних психоаналитических работ Фрейд был озабочен значением и природой смерти, ее влиянием на психическое функционирование. В одном из ранних сообщений Флиссу (Набросок N, вложенный в письмо 64, 31 мая 1897), он размышляет о том, каким образом желание смерти "направляется в сыновьях против отцов и в дочерях против матерей" (1985b, p. 255). Это место, возможно, является первым намеком Фрейда на Эдипов комплекс.

Смерть, разрушение, смятение и страдание не только являются конфликтными свойствами психики в ее форме и содержании, они формируют грандиозное онтогенетическое сооружение подземного душевного мира - "хаос, котел, полный кипящих возбуждений" (1933/1964, р. 73) - так утверждал Фрейд. Более того, Фрейд рассматривает смерть как онтологически априорное условие вхождения в мир человеческой субъективности, который "филогенетически" (1933/1964, р. 79) сформирован и лежит в основе тех первичных структурных процессов, которые обуславливают наши бессознательные стремления. Фрейд помещает эти стремления в рамки врожденной тенденции к саморазрушению, борющейся с противоположно направленной тенденцией к росту и все большему объединению, отсюда диалектика жизни и смерти. И, в конечном счете, Фрейд (1920/1955b) признает смерть как "первичное влечение" (р.38), как компульсивную тягу вернуться в изначальное неживое состояние. Фактически, Фрейд (1933/1964) говорит нам, что влечение к смерти "не может быть исключено ни из одного жизненного процесса" (р. 107). Оно включено в общий процесс цивилизации, "вечно угрожая ей дезинтеграцией" (1930/1961а, р. 112) также как Эрос явно обеспечивает ей выживание. На основании своего предположения о деструктивном принципе Фрейд построил (1920) и систематически развил (1923) дуалистическую классификацию влечений, показав их присутствие в мазохизме (1924), сделав смерть ключевым компонентом тревоги (1926), и открыто заявив в свои последние дни в посмертно опубликованной монографии "Краткое изложение психоанализа" (1940/1970), что смерть неотделима от Эроса, который "дает рост всему многообразию феномена жизни" (р. 149). Таким образом, смерть становится обязательным краеугольным камнем и катализатором психического существования. Здесь мы имеем и в самом деле мрачную (grave) философию.

Но как смерть получает свою первичную позицию в психике? Другими словами, как с самого начала происходит интериоризация смерти? Свои первые предположения Фрейд (1920/1955b) обосновал клиническими наблюдениями, а именно, феноменом повторения. Он заметил этот феномен в структуре травматических неврозов, особенно у тех пациентов, которые страдали от губительных эффектов великой войны и были постоянно погружены в кошмарные сновидения, мысли, фантазии и воспоминания о тех травматических моментах, с которыми они столкнулись ранее. Фактически здесь была внесена первая крупная поправка Фрейда в положение о том, что сновидения представляют собой замаскированное исполнение желаний. Травматические сновидения переживались не как исполнение желания, а, наоборот, как чистый заряд тревоги, и по веским основаниям. В них психика борется против того материала, который включила в себя в момент неожиданного столкновения с выскочившим из засады абсолютным ужасом. Тревога является платой за выживание. Но здесь Фрейд быстро возвращается к более естественным переживаниям, связанным с отделением от собственной матери как фигуры первичной привязанности, и рассматривает оставление, потерю и тревогу, как импульс к повторению. Он использует в качестве примера своего внука Эрнста: знаменитый  fort-da  рассказ, канонизировавший амбивалентность связанной с тревогой неизвестности беспомощности и злости по поводу исчезновения любимого объекта. Если кратко: Фрейд наблюдал своего 18-месячного внука вовлеченного в игру, заключающуюся в выбрасывании различных объектов, по большей части своих игрушек, и одновременно произносящего звук "о-о-о", когда мать оставляла его в течение дня. Фрейд интерпретировал лингвистическое значение этого звука как " fort " (ушла). Только когда ребенок обнаружил игрушку, которую смог вернуть назад, после того как выбрасывал ее, последовало радостное " da " (тут). Здесь Фрейд не только показывает мотив, который движет повторением - "власть", он показывает экономические элементы, которые "несут с собой плоды удовольствия иного рода" (р. 16). Проявленная в отбрасывании игрушки врожденная агрессия, соединившись с удовольствием от ее возвращения и ликвидации разрушения, показывает, как эта детская игра служит проработке потери с помощью возвращения. Фрейд только намекает, но не прорабатывает детально, что плод удовольствия "иного сорта" получаемый в ситуации исчезновения, то есть, отсутствия или небытия, является собственностью смерти. Смерть входит в "каждый витальный процесс" и это безусловно так в диалектике присутствия и отсутствия, бытия и небытия, обладания и потери.

Природа повторения естественно побуждает Фрейда более пристально взглянуть на тот феномен саморазрушения, который он неоднократно наблюдал ранее в структуре психопатологии: "навязчивое повторение" психологической травмы в симптоме: тема, к которой он уже обращался ранее в "Воспоминании, повторении и переработке" (1914/1958). Смерть проявляется в повторных мыслях и фантазиях, в актах поведения, ошибочных действиях, мазохизме и садизме, таких симптомах как меланхолия, паранойя, в психозах, неосторожности: здесь перечислено лишь немногое. Остатки смерти пронизывают подавленные схемы, которые находят свое выражение в повторяющемся бессознательном материале, преобладая, по сути, над самим воспоминанием о событии. Когда вытесненные воспоминания приобретают форму "живых переживаний", а не более приличествующую им форму репродукций прошлого, восприятие реальности омрачается негативностью, аффективной контагиозностью, параноидными фантазиями, и впоследствии, новым качеством страдания. Эти, побуждаемые внутренними импульсами, повторы, казалось бы, не приносят никакого удовлетворения, только "неудовольствие". Эта головоломка заставляет Фрейда предположить, что инстинктивная жизнь управляется не только либидинальной разрядкой, и "что в психике реально существует импульс к повторению, отвергающий принцип удовольствия" (1920/1955b, р. 22). Фрейд вынужден углубить поиск, он не может более полагаться на свои привычные экономические объяснения, поскольку нечто "более примитивное, более элементарное, более инстинктивное, чем сам принцип удовольствия, преодолевает его" (р. 23). Опираясь на эмпирические данные, Фрейд не видит других возможностей, кроме как строить умозаключения методом логических допущений, что он корректно называет как "спекуляции" или "далеко идущие спекуляции" (р. 24). Несмотря на категорический отказ критиков признать влечение к смерти соответствующим эволюционной основе дарвинистической биологии (Sulloway, 1979; Webster, 1995), в предположении Фрейда вовсе нет ничего "далеко идущего". По моему счету, концепция влечения к смерти - величайший теоретический вклад в изучение динамики бессознательных психических процессов. Позвольте более полно объяснить свою позицию.

Фрейд (1920) излагает свои аргументы на языке эмбриологии и постулирует, что живой организм даже в своих наиболее простейших недифференцированных формах находится в состоянии "чувствительности к стимулам" тех сил, из которых состоит внешний мир. Фрейд предполагает, что организм должен обладать способностью защищать себя от сверхсильных внешних стимулов с помощью внутренних оборонительных процессов, чувствительных к потенциально опасным, разрушительным вторжениям извне. Человеческая психика не представляет собой исключения. Здесь Фрейд целиком и полностью переходит в дискурс энергетической экономии, смысл которой в интересах самосохранения с помощью трансформации защитить организм от всех внешних и внутренних стимулов, создающих состояние неудовольствия. Пример из эмбриологии распространяется на весь психический аппарат, который Фрейд позднее обозначает как душа ( Seele ). Роль травмы приобретает первостепенное значение и поэтому Фрейд специально рассматривает внешние события, способные проломить защитный барьер и затопить психику чрезмерным возбуждением, что в свою очередь приводит к невозможности ни залатать прорыв, ни найти подходящие способы разрядки. Так называемый "травматический невроз" является одним из вариантов обширного прорыва предохранительного барьера или системы защит. В свою очередь это вызывает навязчивое повторение, демонстрирующее, как считал Фрейд, силу "инстинктивного" ( Triebhaft ) характера, имея в виду тот чувственный напор, с которым она вторгается в психику и, который он сравнивал с одержимостью "демоном" (р. 36).

Под давлением раздражающих внешних сил, влечение становится стремлением или импульсом восстановить себя, его мотивом является возвращение в прежнее недифференцированное состояние как "выражение инерции присущей органической жизни" (р. 36). Именно здесь Фрейд расширяет свою гипотезу до утверждения, что все влечения нацелены на восстановление более ранних событий или состояний бытия, а именно состояния полного покоя. Поскольку влечения "консервативны", поскольку они следуют исторически и филогенетически сложившейся консервативной экономике и тенденции к возврату в начальную простоту и непосредственность, Фрейд спекулятивно допускает, что "элементарная сущность живого" не имеет тенденции к изменениям, а лишь поддерживает свое текущее состояние бытия. Процесс органического развития Фрейд приписывает разрушительному давлению внешнего мира, вторжениям в спокойное состояние организма, факторам, которые организм вынужден усвоить и повторить. Отсюда организм получает свою цель (telos) возвратиться в оригинальное неорганическое состояние. Как лаконично подытоживает Фрейд: "целью всякой жизни является смерть" (р. 38). Следовательно, самое первое в жизни влечение возникает как напряжение, вызванное внешней силой и порождающее импульс свести его "на нет". Здесь смерть становится источником возникновения органической жизни, здесь сама смерть "и причина и цель жизни" (р. 39).

Важно отметить, что Фрейд намечает философию возникновения органической жизни, пытаясь вычленить ее "истоки", обусловленные смертью, в рамках психической онтологии. Фрейд придает смерти атрибутивное значение внутреннего побуждения, исходящее изначально из психики, и которое, в свою очередь, пробуждается внешними стимулами. Согласно Фрейду, все живые организмы умирают "в силу внутренних причин", то есть, смерть осуществляется путем прекращения активности, имеющей внутренний источник, смерть больше не осуществляется внешними силами, скорее она активируется внутренними мотивами. Но смерть не наступает любым образом, она должна осуществиться самим агентом, если буквально, бессознательное Эго шагает в ногу с процессами собственного разрушения. При этом психика имеет определенную свободу "идти к смерти своим собственным путем" (р. 39), и собственноручно осуществить свой конец. Этот конец, по сути, является возвращением к началу, возвращением назад, рекапитуляцией к изначальной неорганической безмятежности. Именно поэтому Фрейд полагает, что бессознательные силы, проявляющие себя в повторении, в конечном счете, находятся на службе у саморазрушения, понимаемого здесь как желание вернуться в свое оригинальное недифференцированное состояние. Но поскольку толчок к смерти проистекает изнутри, имеется много вариантов, которые может использовать Эго для завершения работы смерти самыми разнообразными окружными и обходными путями, которые, по сути, и представляют собой разнообразные феномены жизни. Несмотря на то, что конечной причиной и конечной целью влечения является смерть, ее отсрочка с помощью бессознательного волевого акта приносит лишь радость. Именно поэтому влечение к смерти ( Todestrieb ) лежит по ту сторону принципа удовольствия: оно не только предшествует влечению к сохранению жизни, оно директивно управляет ими как высшая организующая сила. Именно так инстинкты жизни или Эрос умудряются поставить силу смерти на службу собственным изменчивым эволюционным целям. Подобная эволюция, несомненно, не только согласуется с принципами дарвинизма, ориентированными на одну цель, подобная эволюция при столкновении с конфликтами, негативностью и смертью, меняет с целью защитной адаптации внутреннюю организацию, направляясь к высшим пределам саморазвития и существования.

Но что произойдет со смертью, если жизнь вытеснит ее. Вывод, к которому приходит Фрейд, как нельзя лучше подчеркивает его гениальность: смерть на самом деле состоит на службе у принципа удовольствия. Этот изящный теоретический шаг возможен исключительно в рамках диалектической логики, подразумевающей слияние взаимных противоположностей, которые создают общее единство. В соответствии с законами психической экономики, принцип удовольствия представляет собой тенденцию либо полностью освободить психику от возбуждения либо, как минимум, уменьшить стимуляцию до терпимого постоянного уровня. Следовательно, окончательным условием удовольствия будет состояние, свободное от напряжения, потому что прекращение напряжения означало бы при этом и выполнение и завершение задачи. В этой безличной телеологии бессознательного что может быть приятнее смерти и небытия? Ведь смерть - это состояние, лишенное напряжения, это абсолютный мир. Но телеология Фрейда не копирует телеологию Аристотеля. Бессознательное хотя и стремится к смерти, но сознание способно выбирать свой собственный путь к саморазрушению. Только данное условие определенной свободы психики в выборе пути достижения своего конца включает смерть в динамический процесс жизни, в процесс, который одновременно включает в себя волю к саморазрушению и ограничивает ее. Мы видим здесь две противоположные силы, действующие в рамках единого принципа удовольствия: жизнь и смерть соединены онтологически, но все-же отличаются одна от другой. Здесь дуалистическая классификация влечений Фрейда окончательно консолидируется.

Напомним, что для Фрейда (1920/1955b) смерть в самом зародыше психики является "первичным влечением" или побуждением, которое лишь преобразуется силами жизни, исходящими из него и с ним сражающимися; отрицающими отрицание. Фрейд открыто заявляет нам, что смерть и ее дериваты или репрезентанты (такие как агрессия или деструкция) и Эрос и его манифестации (либидо или процессы, способствующие самосохранению, развитию и прогрессу жизни) "борются друг с другом с самого начала" (fn. 1, p. 61). Чтобы обуздать и переадресовать внутреннюю энергию смерти, деструктивный принцип должен быть отклонен вовне, где он послужит либидинальному прогрессу психики в ее движении к саморазвитию. Таким образом сексуальные или либидинальные импульсы совершенно определенно ставятся в оппозицию к конкурирующим силам, ищущим пути их подавления или преждевременного прекращения. Здесь сила жизни дополнена своим деструктивным антитезисом, соединенные в конфликте и поочередно себя проявляющие. Несмотря на дуальную форму проявления, Фрейд не мог отделить Эрос от смерти, так как всегда наблюдал их во взаимопроникновении, и следовательно они онтологически неразделимы.

Фрейд колебался и даже проявлял нерешительность ступая на путь дуалистического понимания влечений в противовес монистической онтологии развития, но при этом он всегда оставался диалектиком в отношении психической деятельности как " первичной биполярности в его собственной природе" (1930/1961a, p. 119). Кляйн (Klein) продолжает эту традицию сопоставления оппозиций, и даже придает влечению к смерти еще более возвышенный статус: смерть становиться меридианом психической организации. В своей первой книге "Психоанализ детей" (1932), она впервые ссылается на влечение к смерти, которое она безоговорочно перенимает у Фрейда. Под влиянием взглядов Абрахама на оральность Кляйн заинтересовывается феноменом инфантильного садизма, который она приписывает напряжению между полярностью инстинктов жизни и смерти и, в частности, в контексте раннего развития источников Суперэго, куда Кляйн включает влечение к смерти, делая его ключом-катализатором в развертывающихся процессах детского психического функционирования. Кляйн наблюдает, как сплавление дуальных влечений происходит при рождении, что деструктивные силы проистекают изнутри младенца в ответ на неудовлетворенное либидо, кульминируясь в тревоге и ярости, которые усиливают садистские импульсы. Здесь Кляйн видит источник тревоги непосредственно вытекающим из деструктивного принципа направленного на организм, что в свою очередь реактивно предупреждает Эго об опасности и беспомощности перед лицом аннигиляции. Как утверждает Кляйн: "тревога должна происходить из агрессии" (р. 126). Ребенок не только переживает тревогу в ответ на собственные саморазрушительные позывы, он также боится внешних объектов, которые являются целями его садизма, и потому получающих статус вторичных источников опасности. Здесь Кляйн вводит расщепление Эго как защитную попытку отрицания и подавления питаемых влечением к смерти внутренних источников тревоги: объекты фрустрации, ненависти, ярости и садизма теперь рассматриваются как исключительный источник опасности; таким образом, дуалистическая природа тревоги маскируется переводом интернальности в экстернальность. Это наиболее ранний эпизод расщепления, проекции и паранойи который обнаруживается в Эго, которое "ищет защиты себя путем разрушения объекта" (р. 128).

Кляйн усматривает наличие влечения к смерти и тревоги в зародышевом мышлении. Смерть порождает тревогу, что в свою очередь ведет к возникновению шизоидной, параноидной и депрессивной позиций, вновь пробуждающихся позднее в Эдиповых тенденциях, возникающих вначале в самом организме и затем смещающихся на внешние объекты. Этот процесс становится, таким образом, допотопным циклом проективной идентификации: цельной системной функцией психического созревания определяемой проявлением и трансформацией смерти.

Работа смерти наполняет онтологию субъективности, иллюстрируясь примерами эмпирических открытий, которые Гегель приписывал диалектике разума в его развитии и распаде. Смерть пронизывает жизнь от ее архаических низов до триумфального Духа наслаждающегося преодолением ранних моменты существования, сама результат отмены и замены, только чтобы перейти назад в темноту - в бездну. Фрейд (1925/1959a) говорил, что смерть по большей части работает "в тишине" (р. 57), позиция, которую он позднее пересмотрел. Уже для Кляйн нет ничего молчаливого в смерти: она яростно кричит в психике с самого начала; внутренняя, предопределенная преграда из отрицания, стремительных нападок и истреблений - ад сжигаемый своим собственным пламенем. Здесь Фрейд радикален: психика становится апокалипсической. Активная с момента рождения, смерть занимает структуры зародышевого мышления и пропитывает все аспекты развития раннего Эго. По Кляйн, там, где находится пик смерти, находится источник психической жизни.

И хотя критики приходят к выводу, что влечение к смерти теоретически несостоятельно, я все же полагаю, что это полезное эвристическое клиническое открытие, которое определяет терапевтическую практику. То с чем мы как психоаналитики ежедневно сталкиваемся - это (1) врожденная аутодеструктивность пациентов, которые не могут ни смириться, ни уклониться от психических конфликтов и (2) повторения, которые питают их страдания. Эти врожденные способности к саморазрушению более не проистекают из внешних источников, поскольку они и интериоризированы и интернализированы, и соответствуют организованной деятельности принципов смерти на бесчисленных уровнях бессознательного опыта. Врожденные способности к саморазрушению имеют множество окружных и компромиссных путей, которые современные теоретики конфликтов склонны приписывать образованию симптомов, аддикциям, самовиктимизации, пагубным рецидивирующим паттернам и повреждающему поведению, которые ускоряют физическое изнашивание и ухудшают здоровье. Все эти трагические события могут в дальнейшем сочетаться с внешними травмами и несчастьями, которые Фрейд описал ранее в травматической модели истерии, и которые не могут абсолютно отрицать наличия агрессии, имеющей внутреннее происхождение и опасно направленной на себя. Мы ежедневно наблюдаем все это в консультативных кабинетах. В угнетающем чувстве вины, унизительном стыде, взрывной ярости, заразительной ненависти, отвращении к самому себе и невыносимых симптоматических муках, звучит извращенный призыв к страданиям, объятиям мазохистской радости - наш экстаз от боли, не важно, будет ли это аддиктивное стремление к бутылке или тяга к сигарете, везде врожденная деструктивность пропитывает сам акт стремления к удовольствию. Все аспекты прогресса цивилизации и ее разложения определяются телеологическим выполнением работы смерти.

Перевод с английского: Вагин Ю.Р., 2008.

Литература

Freud, S. (1940).  Jenseits des Lustprinzips;in Gesammelte Werke, Chronologisch Geordnet,  Book XIII, 1920-1924, 1-69. A. Freud, E. Bibring, W. Hoffer, E. Kris, & O. Isakower, in collaboration with M. Bonaparte (Eds.). London: Imago Publishing Co. (Original work published 1920)

Freud, S. (1955a). Analysis of a phobia in a five-year-old-boy. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 10, pp. 1-149). London: Hogarth Press. (Original work published 1909)

Freud, S. (1955b). Beyond the pleasure principle. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 18, pp. 1-64). London: Hogarth Press. (Original work published 1920)

Freud, S. (1958). Recollecting, repeating, and working through. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 12, pp. 145-156). London: Hogarth Press. (Original work published 1914)

Freud, S. (1959a). An autobiographical study. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 20, pp. 1-74). London: Hogarth Press. (Original work published 1925)

Freud, S. (1959b). Inhibitions, symptoms and anxiety. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 20, pp. 75-175). London: Hogarth Press. (Original work published 1926)

Freud, S. (1960). The psychopathology of everyday life. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 6, pp. 1-289). London: Hogarth Press. (Original work published 1901)

Freud, S. (1961a). Civilization and its discontents. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 21, pp. 57-145). London: Hogarth Press. (Original work published 1930)

Freud, S. (1961b). The economic problem of masochism. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 19, pp. 155-170). London: Hogarth Press. (Original work published 1924)

Freud, S. (1961c). The ego and the id. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 19, pp. 1-66). London: Hogarth Press. (Original work published 1923)

Freud, S. (1964). New introductory lectures on psycho-analysis. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 22, pp. 1-182). London: Hogarth Press. (Original work published 1933)

Freud, S. (1966). The psychical mechanism of forgetfulness. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 3, pp. 287-297). London: Hogarth Press. (Original work published 1898)

Freud, S. (1970). An outline of psycho-analysis. In J. Strachey (Ed. & Trans.),  The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud  (Vol. 23, pp. 144-207). London: Norton. (Original work published 1940)

Freud, S. (1985).  The complete letters of Sigmund Freud to Wilhelm Fliess, 1887-1904, J. M. Masson (Trans. & Ed.)  . Cambridge: Harvard University Press. (Original work published 1896)

Hegel, G. F. W. (1969).  Science of logic  . A. V. Miller (Trans.). London: George Allen & Unwin LTD. (Original work published 1812)

Hegel, G. F. W. (1977). Phenomenology of spirit. A. V. Miller (Trans.). Oxford: Oxford University Press. (Original work published 1807)

Heidegger, M. (1962).  Being and time.  J. Macquarrie & E. Robinson (Trans.). San Francisco: Harper Collins. (Original work published 1927)

Klein, M. (1932).  The psycho-analysis of children  . London: Hogarth Press.

Mills, J. (2002).  The unconscious abyss: Hegel's anticipation of psychoanalysis.  Albany: SUNY Press.

Sulloway, F. (1979).  Freud: Biologist of the mind.  Cambridge, MA: Harvard University Press.

Webster, R. (1995).  Why Freud was wrong.  New York: Basic Books.

Whitehead, A. N. (1978).  Process and Reality  (D. R. Griffin & D. W. Sherburne (Eds.). New York: Free Press. (Original work published 1929)

Статья Д.Миллса опубликована в журнале "Психоаналитическая психология"
Psychoanalytic Psychology, 2006, Vol. 23, No. 2, 373-382
См. оригинал.