Замшелый стержень. Любовь к подполью и подпольная любовь

Леонид Бежин. Мох. - М.: Книжный клуб 36.6, 2009. - 464 с.

Леонид Бежин (наст. фам. Бадылкин, г.р. 1949, Москва) активно выступает в трех ролях. В роли востоковеда: окончил ИСАА МГУ, там же защитил кандидатскую, исследует культуру и литературу Китая. В роли ректора Института журналистики и литературного творчества, преподавателя, журналиста. В роли прозаика - автор таких книг, как «Метро «Тургеневская», «Гуманитарный бум», «Сад Иосифа», «Отражение комнаты в елочном шаре» и др., лауреат премии имени М.Шолохова. Помимо «официальных» ролей у него есть и «неофициальные» - «свободный гуманитарий», наблюдатель за жизнью, мыслитель, «сентиментальный историософ».

Роман «Мох» интригует своим названием. Однако что такое мох и какова его смысловая нагрузка, читатель узнает только на 258-й странице, а перед этим ему придется вникнуть в непростые взаимоотношения персонажей, в родословную главного героя, в его рассуждения о советской идеологии или, например, о разных видах чтения литературного произведения (можно обращать внимание только на идейный стержень произведения, а можно, абстрагируясь от всего идейного, наслаждаться пейзажными и прочими описаниями). И каждый раз, то концентрируясь на идейном стержне, то наслаждаясь пейзажными описаниями, читатель будет задавать один и тот же вопрос: «Все это, конечно, замечательно, но при чем тут мох?»

На 258-й странице станет ясно: мох напрямую связан с противостоянием евразийства и атлантизма. Дед главного героя посвящает его исследованию всю свою жизнь. Дальний родственник главного героя, опираясь на эти исследования, хочет совершить в России новую революцию. А сам главный герой, к которому попал архив деда, готов за любые деньги купить замшелый камень. Поэтому мох в романе очень даже важен: не то чтобы он является идейным стержнем, просто этот стержень постоянно им обрастает.

Стержень дает о себе знать подзаголовком «Записки из подполья». Главный герой романа - Иван Сергеевич Шмидт. Во времена СССР был высокопоставленным идеологом, «поддерживал спасительное равновесие между верой и неверием в официально признанные и утвержденные идеи», ваял на казенном языке отчеты, доклады, передовицы, занимался судьбой писателей-диссидентов.

Но СССР развалился. По чьей конкретно вине - не поймешь, ясно только, что Шмидт тоже частично виноват в развале, ведь должен был следить за равновесием, да не уследил. Наступившая повсюду свобода оказалась не такой прекрасной, как ожидалось. На многое глаза б не глядели, даже собственная семья теперь в тягость. Жена «ударилась» в бизнес, ввязалась в финансовую пирамиду, обросла долгами. Дочь - журналистка, упивающаяся гласностью, - как чужая, просто соседка по комнате. Сына бросает из крайности в крайность - то в церковники, то в фашисты. От всего этого Шмидт и ушел в «подполье», сбежал из Москвы на бывшую дачу своего дальнего родственника - писателя-диссидента Игоря Монастырского, судьбу которого он тоже однажды решил.

Однако не стоит усердствовать с бросающимися в глаза аналогиями. В «подполье» Шмидта от Достоевского очень мало. Нет невыносимой болезненности мировосприятия, нет хаоса сознания, граничащего с сумасшествием, нет едкого презрения к мнимым обидчикам и желания им отомстить, нет погружения в единственную отраду - бурные мечты о наполеоновских победах и о балах на вилле Боргезе. «Подпольный» Шмидт куда умереннее в самоанализе и в пренебрежительном отношении к окружающим. Он без всякой умственной лихорадки просто любуется зимней рябиной за окном, гоняет мышей, у камина болтает о былом со своим другом Отто. И сочетает любовь к такому уютному «подполью» с еще одним важным компонентом - подпольной любовью.

Шмидт давно и безнадежно влюблен в жену Монастырского. И когда после распада СССР Монастырские победоносно вернулись из ссылки в Москву, неожиданно выяснилось, что любовь гонителя к жене гонимого, почти палача к почти жертве, всегда была взаимной и в новых исторических условиях имеет право на существование. Но не ждите ничего в духе «Ночного портье». Любовь у них нежнее нежного, без садомазохистского уклона, немного даже вялотекущая.

Итак, «Мох» - добротный многослойный роман, потенциально способный перерасти в сериал, ведь каждая вошедшая в него история и каждый флешбэк главного героя могут лечь в основу отдельного фильма - исторического, мелодраматического, детективного. То, что Бежин обозначил лишь пунктиром, легко превратится в жирную сюжетную линию. По крайней мере та закваска, которая привлекает сериальщиков, в романе есть - это движение от тайны к ее разгадке, причем на всех уровнях: будь то тайна, скрываемая женой, тайна заговора, повлиявшего на ход истории, или тайна мха.