Клуб выпускников МГУ: Путь к сердцу журфака

Мы продолжаем разговор с преподавателем факультета журналистики МГУ Г. В. Прутцковым. На этот раз мы решили спросить Григория Владимировича о его жизни в стенах журфака (студенчество - аспирантура - преподавание), о том, как абитуриенту и, как ни странно, работнику приемной комиссии пережить вступительные экзамены и, наконец, о том, зачем рядовому студенту мировая журналистика.

- Григорий Владимирович, а расскажите про то, когда и как вы на факультет журналистики пришли.

- В восьмом классе. У меня не было специального желания идти на факультет журналистики, я даже не знал о его существовании. Мы с родителями стали думать, что выбрать. Папа хотел направить меня по литературному пути, мама мечтала, чтобы моя будущая профессия была связана с иностранными языками, - каждый думал о том, что ближе к его специальности. А мне в чистом виде не нравилось ни то, ни другое. Мне нравилась история, география, политика, я с удовольствием читал газеты, коллекционировал их с первого класса. У меня были коллекции старых газет и газет из разных городов. Вскоре выяснилось, что папина троюродная сестра заканчивала факультет журналистики. Она просто как-то позвонила случайно, и разговор зашел об этом. Папа потом со мной поговорил, рассказал, и я пошел и поступил в школу юного журналиста. Мне там понравилось: занятия проводили студенты, очень тепло к нам относились. Это тепло чувствовалось во всем, чувствовался дух факультета. Закончив школу, я подал документы на международное отделение журфака: международные отношения меня всегда интересовали. И прошел по конкурсу. Помню, когда в детстве мы с мамой проезжали мимо Главного здания МГУ, мама мне говорила, что вот здесь учатся самые лучшие студенты. Так что меня с детства было отношение к университету как к чему-то недоступно-прекрасному. И когда я поступил, у меня был такой прилив сил!

- А как же! Нас, международников, послали на картошку в Можайский район в конце августа, на целый месяц. А к учебе приступили 1 октября. Лекции по лексике нам читал умнейший Илья Владимирович Толстой, по античной литературе - несравненная Елизавета Петровна Кучборская, аудитория на их лекциях была набита до отказа. Конечно, и сейчас на журфаке есть великолепные лекторы - например, Волгин, Балдицын, Линков, Татаринова. А тогда для каждого курса таких преподавателей было по десять человек. После первого курса я ушел в армию. Тогда призывали всех, кому исполнялось 18 лет, независимо от того, где ты учишься. Нам даже разрешили сдать летнюю сессию, тогда как старшекурсников призывали в мае, и они спустя два года возвращались из армии прямо к экзаменам.

- После армии сложно было возвращаться к учебе?

- Конечно. Только к четвертому курсу я полностью пришел в себя. Никакого желания продолжать учебу в аспирантуре у меня уже не было. Все получилось случайно. Я пришел за какой-то надобностью к инспектору курса в учебную часть, а там в это время был декан, Ясен Николаевич Засурский. Он спросил: «Ну что, Гриша, идешь в аспирантуру?» А у меня и мысли такой не было, какая аспирантура! Я был уверен, что и не поступлю туда. Он на ходу сказал мне: «Иди-иди, поступишь». И ушел. Весь разговор был мельком, на ходу. В учебной части мне начали говорить: «Ты что, декан зовет в аспирантуру, иди!» Документы в аспирантуру подал без большого энтузиазма. И получилось, что я прошел. Ну, думаю, ладно, поучусь в аспирантуре, даже интересно. Через год Засурский предложил мне вести семинары в двух группах на вечернем отделении, и я с неожиданным для себя удовольствием стал преподавать у вечерников, хотя многие мои студенты были старше меня.
А спустя два года, в июле 1996-го, Ясен Николаевич (он был научным руководителем моей диссертации) попросил меня зайти к нему для разговора о моем будущем. Я был уверен, что разговор пойдет о диссертации. Засурский мне говорит: «Гриша, будешь начальником курса».

- Нет, конечно. Я курс выпустил шесть лет назад. Никакой административной работой с тех пор не занимаюсь, только преподавательской: читаю лекции, веду семинары, руковожу курсовыми, дипломами.

- А вы участвовали в таком страшном мероприятии, как прием абитуриентов?

- Да, пять лет жизни ему отдал. Работа тяжелая, неблагодарная. Приходишь на работу к семи-восьми часам утра, а уходишь домой в два-три часа ночи. Работа эта требует большой концентрации. Тут как у хирурга со скальпелем: чуть что не так сделаешь - и человека нет. Перепутаешь одну цифру, выставляя оценки, и ситуация может оказаться для кого-то в корне иной.
Прибежала как-то мама абитуриентки, приехавшей из Южной Украины: у девочки «два» за сочинение, они срочно хотят подать документы куда-то еще. Принесла нотариальную доверенность, что маме доверено получить документы. А потом, через несколько дней, выяснилось, что девочка на самом деле получила за сочинение «4/4» и могла вполне пройти по конкурсу. Мама просто перепутала, не там посмотрела. И мы не подумали за этой мамой проверить. Пришла эта девочка к нам обратно, а было уже поздно: все экзамены уже прошли, нельзя было принять документы назад, так она и не поступила.
Столько случаев, когда жизнь человека меняется из-за мелочи, из-за какого-то пустяка. У одной абитуриентки из Эстонии не хватало одного балла, чтобы поступить на контрактной основе: она набрала девять баллов, все «тройки». А по распоряжению декана на учебу по контракту брали только с десятью баллами. Ей сказали: подождите день-два, может быть, что-то изменится. Но она уехала. И тут декан говорит: давайте с девятью баллами будем брать. Мы даже пытались искать ее, но не нашли. Каждый день можно было наблюдать, как судьба человека меняется в одночасье. И понимаешь, что ты, как член приемной комиссии, несешь тоже долю ответственности за это.
И конечно, есть много экзальтированных родителей абитуриентов, о которых тоже ходят легенды. Приезжала одна женщина из Рязани, она заявляла, что если ее ребенок не поступит, то она бросится под поезд.

- Видно было, что она немного не в себе, такие люди везде встречаются. Другая мама пришла с дочкой уже после объявления результатов заплаканная. Не добрала девочка одного балла до проходного. Хотят узнать, есть ли какие-то шансы, льготы. Объясняем, что шансов нет, льготы только у инвалидов и сирот. Только в этих двух случаях можно принять вне конкурса. Оказывается, отец у девочки давно умер. Но мама-то есть. И у этой мамы вдруг загорелись глаза: «А если я с собой покончу? - спрашивает. - Дочка пройдет вне конкурса?» И я смотрю ей в глаза, а там такая решимость, что понимаешь: вот она придет домой и запросто может это сделать.
Родители просто сходят с ума, когда поступают дети. Детей часто нужно ограждать от родителей, потому что часто родители просто мешают поступать спокойно. И я ответил этой маме, что кончать с собой можно было до подачи документов дочери. А сейчас дочь уже внесена в базу данных не как сирота. Я посоветовал им подать на вторую апелляцию, в ректорат, о которой не все знают, тем более что одна из полученных четверок у девочки была очень близка к пятерке. Этой абитуриентке в результате повысили оценку, она поступила. Потом эти мама с дочкой пришли к нам в приемную комиссию такие счастливые, благодарили, говоря, что им вернули жизнь. Ну, маме уж жизнь точно продлили. Кстати, эта студентка потом закончила факультет с красным дипломом.

Потом вдруг заболела абитуриентка, Настя, которая приехала поступать из Чечни. Заболела уже к последнему экзамену, ей оставалось сдать английский язык. А было такое правило, что если абитуриент заболевает накануне вступительного экзамена, то он может с разрешения центральной приемной комиссии сдать экзамен по этому предмету с абитуриентами другого факультета до начала следующего вступительного экзамена. Я выяснил, что на социологическом факультете будет аналогичный нашему экзамен по английскому через два дня, девочка вполне туда попадала. Нужно было прислать наших сотрудников приемной комиссии на соцфак с ее документами. Договорился с одним нашим студентом, Лешей (в приемной комиссии работали техническими секретарями только студенты-добровольцы), чтобы он девушку вместе с документами доставил на экзамен. Потом он должен был ее документы с оценкой привезти обратно на факультет к нам, чтобы мы ей полученную оценку занесли в базу.
В тот день мы вели прием заявлений от контрактников. Это вообще один из самых тяжелых дней, потому что приходят абитуриенты, которые не прошли по конкурсу, не добрали балл, все злые, недовольные, родители угрюмые, с претензиями, платить не хочется. Остается только выдержать все это. Я сижу, заключаю контракты. Уже примерно полдвенадцатого дня. Прибегает девушка из приемной комиссии, говорит: знаете, вот Настя позвонила, Леша с документами не приехал. Как не приехал? А если она сейчас не сдаст экзамен, то другой возможности уже не будет, девушка не поступит. Более того - через час экзамен уже закончится. Звоним Леше домой - никто не подходит (мобильные телефоны тогда еще были недоступны). Что делать? Решаем: быстро подготовить новые документы (всякие ведомости, экзаменационный лист и т. д.) на ее имя и везти их на соцфак.
Компьютер завис. Послали за лучшими компьютерными умами: у них не получается вернуть компьютер к жизни. Говорю нашим ребятам: пишите все бумаги от руки, раз такая ситуация. Они все нарисовали, написали красиво, почти как на компьютере. Позвонил в приемную комиссию соцфака, сказал, что у нас вот такая накладка, сейчас приедет другой сотрудник с новыми документами. Они обещали подождать. Я немного успокоился, так как мы сделали уже все, что могли.
И тут вдруг вижу: в приемную комиссию входит не торопясь пропавший Леша с этими документами. «Представляете, я проспал!» - радостно заявляет он. Я сгоряча бросил в него попавшимися под руку книгами. Потом в Лешу полетела швабра, телефон. Тут меня уже вернули к реальности, ведь надо же было, собственно, Настю ехать выручать. Прошло несколько часов, Настя вернулась с экзамена счастливая: получила четверку и набирала проходной балл на заочное отделение. Принесла нам на радостях в приемную комиссию бутылку шампанского. Мы уже сидели, праздновали ее поступление, и я тут вспомнил про Лешу, что его тоже надо позвать. Леша потом просил прощения, говорил, что сделает за это все, что я захочу. Говорю ему: «Леш, два окна в приемной комиссии надо помыть. Он с радостью на это согласился. Ну и я тоже извинился потом перед ним за горячность.
А девушка Настя за него ухватилась и, уже будучи студенткой, выжимала из него соки еще достаточно долго: просила какие-то учебники, конспекты, помочь с оформлением льготного проездного билета. Недавно, кстати, этот Леша успешно защитил кандидатскую диссертацию.

- Григорий Владимирович, скажите, о чем курс мировой журналистики.

- Это курс, который создал Я. Н. Засурский, когда он пришел на только что созданный факультет журналистики в начале 1953 года. Курс состоял из двух частей. Первая называлась «История зарубежной коммунистической и рабочей печати», а вторая часть - «Критика буржуазной печати». В таком виде этот курс преподавался до конца 1980-х годов. Потом, когда необходимость в этой идеологизации

отпала, два курса смешали, что-то почистили, что-то прибавили, получился курс «История зарубежной журналистики». Он разделился уже на несколько частей. Первая часть - это «Введение в мировую журналистику», то есть все, что было до появления журналистики в привычном для нас виде: до появления газет, журналов. Эта часть преподается в течение одного семестра. Второй, третий, четвертый семестры - это «История зарубежной журналистики с XIX века до наших дней».

- Часто бывает, что студенты на экзаменах выпрашивают оценки, давят на жалость?

- В таких случаях я обычно говорю: «Сходите, встаньте на крыльцо, почитайте, что там на вывеске у входа написано». «Московский государственный университет, факультет журналистики», - мне отвечают. «Так вот, если бы мы были в богадельне и вам было бы девяносто лет, я бы все поставил. А вы здоровый крепкий парень, поэтому идите на пересдачу». И слышу: «А знаете, меня ж отчислят, я в армию через две недели уйду...» «Прекрасно! - отвечаю. - Я тоже служил, могу дать советы, как там себя вести. Будете мне писать письма, я вам отвечу, на присягу к вам приеду. Послужите - начнете разбираться в армейской проблематике, можно будет профессиональные статьи писать». И вот, по моей статистике, ни один из отчисленных с журфака парней в армию не ушел. Но на преподавателей-женщин эти слюни потенциальных защитников Родины действуют безотказно: как же, вот я буду виновата, мальчика жаль! И ставят ни за что тройки.

- Григорий Владимирович, а что дает ваш курс человеку, который собирается работать журналистом?

- Знаете, я всегда на первой лекции спрашиваю, на первом семинаре задаю студентам этот вопрос: «Как вы думаете, нужна студенту история зарубежной журналистики или не нужна?» Все так подобострастно отвечают: «Конечно нужна, да, безусловно!» В лучшем случае ответят: «Скорее да, чем нет». Я говорю: «Совершенно не нужна. Можно быть прекрасным журналистом, не имея никакого представления о зарубежной журналистике. Но этот предмет нужен для того, чтобы был определенный культурный уровень, кругозор. Для этого же, кстати, нужно изучение и литературы, истории, философии».

В процессе обучения я стараюсь научить работать с источниками, с текстом, со словом, с языком. Уже на первом курсе с этим можно и нужно работать. Сегодня делала вот девушка доклад на семинаре, говорит «укрАинский», поправляю - «украИнский». У студентки возникает вопрос: «А почему так? Ведь на Украине требуют, чтобы говорили «укрАинский». Ну, во-первых, отвечаю, они так не требуют говорить, а во-вторых, в таком случае и мы должны требовать, чтобы все в мире говорили Moskva, а не Moscow, Moskau и т. д., чтобы говорили не Russia, а Rossija. Ни один язык не вправе диктовать другому свои условия. Мы тогда должны говорить вместо «Лондон» - «Ландан», вместо «Германия» - «Дойчланд». А говорить по-русски «Кыргызстан», «Башкортостан» - это, на мой взгляд, просто надругательство над русским языком. По-русски это будет все равно «Киргизия» и «Башкирия». Поэтому считаю себя вправе делать замечания, если будущий журналист неправильно говорит.
Иногда я задаю студентам вопросы на логику, на развитие мышления, разрешая при этом пользоваться даже телефонным звонком другу, даю несколько минут на размышление. Если человек справляется с заданием, я ставлю ему плюс, даже если отвечающему пришлось прибегнуть к посторонней помощи. Ведь одна из важных задач будущего журналиста - научиться работать с источниками, добывать информацию. Не так важно, добыл человек ее из своей головы, позвонил другу или заглянул в Интернет. Важно, чтобы информацию добыли быстро и она была правдивой. Если вы сделали это за несколько минут - вы хороший журналист.
Правда, как-то раз студенты меня перехитрили. Разрешил я однажды при выполнении одного сложного задания воспользоваться звонком другу. Слышу - у меня мобильный телефон звонит. Говорю студентам: «Одну секундочку, пока вы думаете, я отвечу на звонок». Беру телефон и слышу: «Григорий Владимирович, скажите, пожалуйста...» Я оценил и этот ход, тем более что номер своего телефона не афиширую. Это же надо было заранее найти мой номер телефона, догадаться мне позвонить!

- Какие-то этические моменты свободы слова озвучиваете на своих занятиях?

- Теоретически нет. Но когда мы сталкиваемся с темами, так или иначе связанными с этикой журналиста, мы об этом говорим. Я даже провоцирую перекидывание мостков в современность. Мы устраиваем дискуссии, иногда разделяю группу на две команды и поручаю каждой команде написать и продекламировать речь: одну за, другую - против обсуждаемой проблемы, потом анализируем написанное.

- Некоторые ваши лекции по истории зарубежной журналистики посвящены новозаветной риторике. Какова история появления этой темы в курсе? Почему вы решили включить ее в учебный план?

- В свое время, в начале 1990-х годов, Я. Н. Засурский, - а это была его идея, за что я ему очень

благодарен, - предложил рассматривать Новый Завет как органическую часть античного наследия. Интересно было, что же существовало до журналистики, из чего она получилась? Рассматривали творчество ораторов Греции, ораторов Рима. Античность не ограничивалось этими двумя эпохами, была еще совсем недалеко от Афин еврейская цивилизация. Ведь это же один культурный контекст. Тем более, что П. В. Балдицын в курсе истории античной литературы уже тогда читал лекции по Ветхому и Новому Завету.
Балдицын читал об этом с точки зрения чисто литературного памятника. Но хотелось еще взглянуть на все это с точки зрения развития риторики, ораторского искусства. Засурский на лекциях по курсу «Введение в мировую журналистику» зачитывал всю пятую главу Евангелия от Матфея. Он рекомендовал даже всем членам ученого совета прочесть Библию. Затем теме «раннехристианская риторика» несколько страниц уделила в своем учебном пособии «Риторика - искусство убеждать» Е. Н. Корнилова. Потом, когда я стал читать лекции на вечернем отделении, то подумал, что эту тему можно расширить. А когда составлял хрестоматию, то включил в нее тексты Нагорной проповеди, Евангелия от Марка, Деяний апостолов, фрагменты некоторых посланий апостола Павла и дальше - представителей латинской и византийской традиций: Амвросия Медиоланского, Иеронима Стридонского, Василия Великого и Иоанна Златоуста. Теперь по всей стране в курсе истории зарубежной журналистики изучают риторику Нового Завета и христианских учителей IV века. Так что наш скорбный труд не пропал зря.