Владимир Мирзоев: "Наступила эра дурного вкуса"

Лучшие спектакли одного из самых ярких и знаменитых российских театральных режиссеров Владимира Мирзоева пронзительны. Они полны юмора и сарказма, подтекстов, игры со временем и пространством и порою какой-то болезненной мистики. А в первом его полнометражном фильме "Знаки любви", показанном в Риге в рамках Фестиваля российского кино, даже действуют современные городские волшебники. Мирзоев - человек тонко чувствующий, абсолютно здравомыслящий и очень неравнодушный. Он видит все "болезни", от которых нам нужно бы избавиться, и преподносит их во всей красе. А иначе захотим ли стать лучше? Система подмен и островки здоровья - Владимир, как-то вы заметили, что в конце 1980-х театр был самой живой территорией на пространстве официальной культуры. Эзоповым языком он говорил с людьми не только о политике, но и о главных проблемах человеческого существования. И что теперь мы находимся в таинственном периоде, когда только формируются новые тропы, сверхзадачи и табу. Сформировалось ли что-то к данному моменту? - В области ценностей, к сожалению, сформировалась система многочисленных подмен, которые вынуждают людей этически отрегулированных заново создавать свое личное пространство. Общество и было нездоровым, но за последнее время резко деградировало в моральном плане. - Вечный вопрос - что делать? - Наверное, только отвечать за себя, за людей, которые рядом с тобой, как минимум. Пытаться создавать какие-то островки здоровья. Будь это театр, университет, книга или фильм... Максимум, что я могу сделать сегодня, - это попробовать собрать нормальных людей в киногруппу и сделать фильм. Но даже собрать их в театр не могу, потому что очень дорогая в Москве недвижимость. Наступает тотальное неоязычество. Оно проявляется и как безответственность, и как дурной вкус, абсолютная антиэстетика или непонимание того, что есть прекрасное, а что безобразное. Плевелы не отделены от зерен. Приходишь в любую компанию, любую организацию и видишь рядом людей прекрасных - и абсолютно омерзительных. Причем они как-то ухитряются общаться и если не дружить, то быть в социальном консенсусе. Все в одной куче. И что с этим делать, совершенно непонятно. Думаю, что это и для правительства невероятно сложная задача: как сделать так, чтобы люди жили по-человечески. Потому что даются деньги на что-то, а деньги разворовываются. И цепочка воровства идет сверху донизу. Очень грустная и тяжелая ситуация. Церковь здесь не помогает, похоже. - Теперь особенно четко видно, что, по большому счету, истинный источник всего беспредела - в безбожии, которое было навязано стране в свое время? - Несомненно. Конечно, мы пожинаем плоды ХХ века, во всех смыслах. Это сказывается и на взаимоотношениях общества и церкви. Не может не сказаться и то, что в ХХ веке половина народа была палачами, а половина - жертвами. Выживали-то все-таки в основном палачи, и видимо, огромное количество нынешних наших современников росли в семьях палачей. И это все генетика, восприятие мира, которое вырастает из тех страшных условий. ХХ съезд мог отменить сталинизм как концепцию, но, наверное, сталинизм невозможно отменить как историю. Историю каждой отдельной семьи, каждого отдельного человека. И сейчас все это, конечно, сказывается и прорастает таким драконовским семенем. Эмиграция как экстремальный вид спорта - Зачем вы, уже успешный театральный режиссер, в 1989 году уехали вдруг на целых шесть лет в Канаду? - Это был момент какого-то внутреннего дозревания. Я родился и рос в Москве, и было ощущение, что слишком уж я домашний человек. Все под рукой, все как-то очень знакомо. И если уж нельзя полететь в открытый космос, то надо, как минимум, отправиться за океан и посмотреть, на что ты способен в экстремальных условиях... Эмиграция - это такой экстремальный вид спорта, во всех отношениях. - И что вы о себе там поняли в результате? - Главное - что я не пропаду. Что бы там ни было, человек, который заряжен какой-то культурой, языком, способен выучить другой язык. Генетически способен свою культуру воспроизводить в новых обстоятельствах. И культура через одного человека может как-то начать себя воспроизводить! Я больше понял себя как человека именно русской культуры. Я настроен оптимистично. Вижу, что культура настолько органична, что даже если ее выжигают, все равно она прорастает! И как бы ни была сегодня раздергана, негармонична ситуация в российском кино, все равно это знамя будет подхвачено - не нашим поколением, так следующим. Актуальный мусор - или поэзия - Вы, человек, занимающийся театром с 14 лет, объясняете свое обращение к кино желанием уйти на какое-то время из привычного игрового пространства и освежить свое восприятие жизни. Но почему вы сняли именно современную сказку для взрослых? - Знаете, эта городская сказка и комедия, как ни странно, тоже имеет отношение к теме неоязычества. Собираюсь и дальше работать в кино. Есть проекты, основанные на современном материале, но не могу сказать, что начинаю снимать завтра. - Но в театре вы продолжаете работать? - Да, и сейчас делаю спектакль мольеровского "Тартюфа" в Ленкоме. Это давнишний проект, который наконец удалось поставить на рельсы. - Недавно вы поставили и знаковую пьесу Евгения Шварца "Дракон"? - Это уже на сцене нового Московского театра клоунады Терезы Дуровой, который называется "Театриум на Серпуховке". Это прекрасное здание с залом на 1200 мест. Открытая площадка - туда можно приводить своих актеров, предлагать свои проекты. Мой был, по сути, первым в этом ряду. - Вообще вы больше ставите классику - не видите у современных авторов ничего интересного? - Я поставил довольно много и современных пьес - Людмилы Улицкой, Михаила Угарова, Олега Богаева, Людмилы Петрушевской... Но в основном это был телетеатр. У меня ощущение, что эта драматургия киногенична, не случайно успешны снятые по ней фильмы. Как правило, это живой язык улиц, ситуации, замкнутые на быт. Эстетика неореализма или неонатурализма, которая ближе кинематографу, телевидению, нежели современной сцене. Все-таки хороший театр занимается поэзией, хотя не обязательно в стихах. А все, что мы разумеем под названием "новая драма", - это скорее проза жизни. Или не жизни. Но проза. Если режиссер обладает даром превращения этого актуального мусора в поэзию - слава Богу. Но мне самому интереснее с Шекспиром на этом этапе вести диалог. Переварим и Голливуд - Такое ощущение, что чем Россия становится самостоятельней и самодостаточней, тем громче ее начинают обвинять в недемократичности и всех смертных грехах. В чем тут дело? - Смотря о какой самостоятельности говорить. Если о самостоятельности именно культурной, думаю, что ее Россия никогда не теряла. Все-таки наше пространство обладает невероятной способностью адаптировать чужие влияния. Вот я не вижу серьезной проблемы в том, что в Россию пришел Голливуд. То есть если бы не было нашей продюсерской тупости, все это давно уже было бы переварено и адаптировано, и превращено во что-то совершенно иное. Если говорить о политике, то самостоятельность не самоцель в современном мире, который столь един информационно, связан экономически миллионами связей. Вот Северная Корея самостоятельна - и что? В чем радость-то, если люди голодают?! Мне кажется, дело в том, чтобы иметь свою внятную позицию. Если заявлено, что мы с цивилизованным миром, мы против терроризма, против любых антигуманных тенденций в мире, я думаю, это и должно происходить. И тогда нет смысла особенно дружить с Северной Кореей... Российское население, мне кажется, порой не понимает, на каком мы свете. Начинается вдруг воспроизведение каких-то советских стереотипов. Что Америка нам враг, что Запад нам противостоит... Но, видимо, свойство любого политика, к сожалению, - быть неискренним. А делать политику более чистым делом - задача общества. - А задача людей искусства - сделать так, чтобы политики читали их хорошие книги, смотрели хорошие фильмы и спектакли? - И это тоже, конечно, - культура свое дело сделает. Хотя у политиков тенденция изолировать себя от общества. Ездить в особых машинах, жить в особых местах, общаться в своих клубах и т.д. В итоге они отрываются от реальности, и в этом виртуальном мире рождаются какие-то порой фантастические, чудовищные идеи. И Драконы. Досье Владимир Мирзоев, режиссер театра и кино. Родился в 1957 г. в Москве. Начинал как актер у Вячеслава Спесивцева в детском театре в Текстильщиках. Учился в пединституте, работал на заводе. Окончил факультет "режиссура цирка" в ГИТИСе. Руководил театром-студией "Домино" в Творческих мастерских при СТД РСФСР. В 1989 г. эмигрировал в Канаду, создал в Торонто театральную компанию Горизонтальная восьмерка. В 1993 г. вернулся в Москву и вскоре выпустил гоголевскую "Женитьбу" в Театре им. Станиславского. С тех пор ставит в драматических театрах и антрепризах Москвы и бывших республик СССР. А также на телевидении и в Опере ("Зигфрид" и "Гибель богов" в Мариинском театре). Режиссер нескольких короткометражных фильмов.