Интервью: Путь самурая Бориса Акунина
Борис Акунин - Григорий Чхартишвили, японист, переводчик, сотрудник журнала „Иностранная литература”. Автор цикла романов о Фандорине - сыщике, монахине Пелагее, историй с интересных мест потустороннего мира - кладбищ. С этого номера мы начинаем публикацию его романа „Пиковый валет”. Его интервью во многих известных российских изданиях мы собрали в одно и предлагаем вашему вниманию.
- Откуда Вы родом, где учились, чем занимались?
- Я родился в Грузии, но всю жизнь живу в Москве и грузинского языка, к сожалению, не знаю. Учился в МГУ, специализировался по истории Японии. В скучные советские времена зарабатывал переводом с японского технических патентов и научных статей.
- А художественную литературу когда начали переводить?
- Моя профессиональная деятельность постоянно движется по пути наименьшего сопротивления: сначала самое трудное - „Ориентирование спутника по трем осям в безвоздушном пространстве”, потом полегче - переводы Юкио Мисимы, потом еще легче - литературная критика и литературоведение, и, наконец, совсем легко - сочинение детективов. Если так пойдет и дальше, то скоро буду сочинять компьютерные игры и закончу детскими стишками.
- Как Ваша семейная жизнь влияет на сочинительство, если влияет вообще?
- Еще как влияет. Моя жена - заядлая читательница детективов. Покупает пачками книжки в ярких обложках, сосредоточенно прочитывает их от корки до корки и выбрасывает в мусор с вердиктом: „Мура”. Ужасно не хочется, чтобы с моими книжками она поступала таким же образом, поэтому я очень стараюсь.
- Сказалось ли Ваше знание Японии, ее культуры, языка на творчестве Бориса Акунина?
- Да, конечно. В серии об Эрасте Фандорине, который сочетает в себе лучшие качества самых уважаемых мною архитипов мужчин: русского интеллигента, британского джентльмена и японского самурая. Так в этой серии вообще много восточного, антизападного. Например, ощущение некоторой изначальной мистичности, иррациональности бытия - при всех логических анализах, научных достижениях и дедуктивных методах.
- Ваши любимые авторы в литературе „всех веков и народов”? И чем они Вас привлекают?
- В разном возрасте привлекают разным. Сейчас - умением легко и ненавязчиво говорить о сложном. Как Честертон. Или Клайв Льюис. Или Чехов.
- Говорят: японская кухня, японская кухня. Без нее, мол, Японии не понять. Умеет ли японист готовить японские блюда?
- Готовить не умею. Но умею вдумчиво есть и больше всего люблю именно японскую кухню. Сасими /а не сашими/, суси /а не суши/ и темпура.
- Как на Вас реагируют представители современной русской прозы?
- Те, с кем я знакам, хорошо. Про остальных не знаю. Наверное, Б. Акунин у чрезмерно серьезных литераторов вызывает раздражение. Но это нормально.
- Хотели бы Вы сыграть в экранизации собственных сочинений?
- Нет, ни в коем случае. Ну, может быть, сыграл бы за миллион фунтов стерлингов дворецкого Фрейби из романа „Коронация”.
- Набоков и Джойс часто говорили об идеальном читателе. Каким Вы его представляете?
- Это, в первую очередь, женщины, которые умеют радоваться жизни и любят читать. Мужчины со склонностью фантазировать и незарубцевавшейся подростковостью. То есть, большинство человечества.