Александр Есенин-Вольпин: «Отцовская фамилия только мешала мне говорить по существу!”
Александр Есенин-Вольпин - сын поэта Сергея Есенина, единственный оставшийся в живых из его детей. C 1972 года в вынужденной эмиграции. Живет в Бостоне. Известен как крупный ученый в области логико-математической теории. Философ, поэт, диссидент.
Его считают идеологом правозащитного движения, сорокалетие которого отмечается в декабре этого года. На днях сдает для публикации очень важную - по его мнению, просто революционную - научную работу по логико-математической теории. Собирается ехать в Москву (третий раз в этом столетии) отмечать вместе с Мемориалом круглую дату диссидентского движения; недавно выступил с большим докладом в Колумбийском университете Нью-Йорка, принимал участие в праздновании юбилея Наума Коржавина. Возраста не чувствует. Главная его цель сейчас - доказать правомочность своей математической теории.
А позади - полная нелегких приключений жизнь политически преследуемого ученого, ставшего на путь диссидентства в силу своего характера и убеждений.
Родился Александр Сергеевич 12 мая 1924 г. Его мать - Надежда Давыдовна Вольпина (1900-1998), выдающийся литератор, переводчик (тысячи страниц переводов с немецкого, французского, греческого, туркменского, в том числе Овидия, Гете, Гюго и т. д.), автор мемуаров «Свидание с другом». В юности писала и читала с эстрады стихи. В 20-е годы примкнула к имажинистам. Тогда и познакомилась с Сергеем Есениным. В начале 1924 г., после разрыва с поэтом, уехала с Москвы в Ленинград, где вскоре родила сына Александра.
В Москву мать с сыном переехали в 1933 г. Александр Сергеевич окончил мехмат МГУ, защитил диссертацию по математике и получил направление на преподавательскую работу в Черновицкий университет (Украина). Там же был впервые арестован за чтение собственных стихов в кругу друзей - стихи были признаны антисоветскими. Признан невменяемым, помещен в ленинградскую психиатрическую больницу, вскоре отправлен в ссылку в Караганду на пять лет, но через три года, в 1953-м, после смерти Сталина освобожден по амнистии.
В Москве становится одним из крупных специалистов по математической логике, создает самостоятельное научное направление - ультраинтуиционизм. В 1961 г. в Нью-Йорке был напечатан сборник его стихов «Весенний лист» вместе со «Свободным философским трактатом». Основная тема - защита свободы, неприятие диктатуры:
... Суют, как святой закон,
Да еще говорят - любите...
И далее:
...Что ж поделаешь,
раз весна -
неизбежное время года,
И одна только цель ясна,
Неразумная цель -
свобода!
По словам автора, он больше всего достал власти стихами «Никогда я не брал сохи» (1946), отрывок из которого мы привели выше, и «Ворон» (о тех «воронках», которые по ночам увозили обреченных).
К слову, издание «Весеннего листа» в Нью-Йорке - это второй после «Доктора Живаго» случай в истории советской ли-тературы, когда за рубежом была напечатана книга без санкции властей и под настоящим именем автора.
Более того, он сам заявил следователям о передаче рукописи на Запад. «Чтоб сидеть один раз, а не два»,- так объясняет причину своего поступка. Его тут же объявили «идейным отщепенцем», «ядовитым грибом» (из оценок секретаря ЦК по идеологии Л. Ильичева). А далее - целая череда новых «сумасшествий». Логику мышления математика и доскональное знание юриспруденции (истории и советских законов) он применяет к общественным явлениям и приходит к убеждению, что разрешение конфликтов между обществом и властью должно опираться на юридические нормы, т.е. к необходимости соблюдения процессуальных законов. Он действовал со всей присущей ему страстью и последовательностью. Везде и всюду стал говорить о необходимости соблюдения властями ими же изданных законов. В те времена это была действительно сумасшедшая смелость.
Он автор лозунгов правозащитного движения «Соблюдайте Конституцию!», «Гласность - судам!». Он составил при участии В. Никольского и Е. Строевой текст «Гражданского воззвания» - призыв к демонстрации 5 декабря 1965 г., организованной Владимиром Буковским в связи с арестом писателей Синявского и Даниэля. Этот день, когда на Пушкинской площади состоялась легендарная демонстрация, продлившаяся несколько минут, и стал днем рождения правозащитного движения, которое подарило истории борьбы за демократию имена Сахарова, Чалидзе, Григоренко, Щаранского, Медведева, Копелева, Стуса, Руденко, Лукьяненко и многие другие.
Есенин-Вольпин автор самого известного в то время документа диссидентского движения - «Памятки для тех, кому предстоят допросы» (1968). Ее передавали друг другу преследуемые внутри страны, а в 1973 г. она была напечатана в Париже.
С 1953-го по 1972-й Есенин-Вольпин работал в ВИНИТИ: занимался реферированием, переводами математической литературы, писал статьи для «Философской энциклопедии». А между делом продолжал формулировать свои законные, по его глубокому убеждению, требования к власти. В 1967-1968 гг. он написал несколько правозащитных документов. Он напоминал властям, что инакомыслие не расходится с законом, а значит, не должно быть наказуемо.
В 1968 г. за чтение своих стихов снова попадает в психушку. Через три месяца его освобождают - после письма десятков крупнейших ученых страны: академиков, лауреатов Ленинских премий. А тем временем следователи бесились, когда допрашиваемые отвечали им согласно его «Памятке». Орали: поначитались, мол, своего законника Вольпина! Жена Вольпина Виктория вспоминала: однажды за три часа беседы со следователями Александр Сергеевич так их измотал, что они сдались, позвонили ей и сказали: «Забирайте!».
По оценке его друзей-правозащитников, он был среди них единственным, кто нападал, а не защищался. Многие воспринимались как жертвы режима, а он был преследователем. Такова была сила его знаний, мышления, искусства доказательств, правдолюбия и смелости. По определению Андрея Григоренко, он крестный отец правозащитного движения.
В 1970-1971 гг. Есенин-Вольпин активно работал в Комитете по правам человека, созданного Дмитрием Сахаровым, Валерием Чалидзе, Андреем Твердохлебовым. Писал доклады о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека и т. д. В итоге в марте 1972 года власти дали Александру Сергеевичу понять, что лучше бы ему уехать из страны. И уже в мае того же года он эмигрировал в США.
С 1973 года живет под Бостоном. Лет пять преподавал сначала в университете Буффало, затем в Бостонском университете. Давал бесчисленные интервью, привлекая пишущую братию своим диссидентством и интересом к фундаментальным вопросам математической логики. Но он интересует нас не только как ученый-математик и диссидент, но и как писатель. Имя Есенина-Вольпина вошло в цикл библиографических статей «Писатели-диссиденты» журнала НЛО (2004, №66). В 1999 г. в Москве издана его книга под названием «Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека: Избранное» на 452 страницах. Его стихи вошли в несколько антологий поэзии 20-го века.
Еще в карагандинской ссылке (1950-1953) он писал в стихотворении «Сограждане, коровы и быки»:
И окажется - вдали от русских мест
Беспредметен и бездушен мой протест!
Что ж я сделаю? Конечно, не вернусь!
Но отчаянно напьюсь и застрелюсь.
Слава Богу, не спился и не застрелился.
- Александр Сергеевич, недавно вы приезжали из Бостона в Нью-Йорк. В связи с чем?
- Меня пригласили сделать основной доклад в Колумбийском университете на Григоренковских чтениях, организованных Общественным фондом Григоренко и Гарримановским институтом. Пригласил меня Андрей Григоренко, президент фонда, сын и соратник диссидента генерала Петра Григорьевича Григоренко.
Чтения в этом году посвящены 40-летию правозащитного движения. Я вспомнил о важности выступлений покойного Гри-горенко еще до начала нашего движения. На демонстрации 5 декабря 1965 г. я не был с ним знаком. А вот в следующем году он уже сидел в моей квартире, и мы не могли выйти: дом был окружен гебистами.
- За 33 года вашей жизни вне родины о вас написано многое. А как бы вы сами определили свою роль в правозащитном движении?
- Как не очень большую.
- ?
- На самом деле немалую роль играла моя физиономия, фамилия моего отца. Может быть, она помогала мне получить слово, но мешала говорить по существу. К борьбе за судебную гласность отец не имел никакого отношения: в те годы, когда он жил, ее просто не было. Эта тема возникла после смерти Сталина. И при любом выступлении я всегда сводил разговор к гласности, а от меня хотели слышать другое.
На той самой первой демонстрации 5 декабря 1965 г. мы требовали гласности суда над Синявским и Даниэлем. Это был мой лозунг. Я его взял его из статьи УПК, где было записано: «гласность», «публичность», «открытость». А если «гласность» записана в законе, то мы и требуем соблюдения закона. Так за 20 лет до Горбачева мы заговорили о гласности.
А другой лозунг я сформулировал так: «Соблюдайте Конституцию!». Но почему-то наши объявили: «Уважайте!» И на том спасибо.
- О вашей «Памятке для тех, кому предстоят допросы» ходят легенды...
- Она написана тоже исходя из позиции гласности и требования соблюдать процессуальные законы. А я их хорошо знал. Мой дед со стороны матери был известным адвокатом, оставил много литературы. Кроме того, я сам проштудировал все советские кодексы. Много занимался этим в ссылке. Плюс мой личный опыт и умение выводить следователей из себя. В «Памятке» я советовал допрашиваемым проверять каждую фразу написанного следователем протокола. С самого начала советовал уточнить: «А по какому делу вы меня вызвали?». А дальше на любой вопрос задавать встречный: «А какое это имеет отношение к данному делу?» и т. д.
Думаю, что если «Памятку» переписать применительно к сегодняшним законам, можно использовать и нынче. Ибо суть проблемы та же.
- Как вы лично пострадали от властей?
- Да я особенно и не страдал. Два раза попадал в питерскую психушку. Да еще два с половиной года в ссылке, потому что при Хрущеве напечатал за границей «Весенний лист», где в стихах касался и темы репрессий. А к моменту начала движения мне было за 40, а той молодежи - за 20. Естественно, они прислушивались ко мне. В 60-е годы я уже и стихов не писал, а занимался математикой. Вот и только что свою последнюю работу отослал своему ученику в Голландию для публикации. Я говорю то, что думаю.
- Вы сейчас говорите уже о науке?
- Обо всем. Нужно говорить правду. А люди не особенно заботятся о правде.
- А если сравнить время 60-х и сегодняшний правовой беспредел в России и в постсоветских республиках?..
- Я хочу конкретно знать, в чем это выражается. Я знаю о деле Ходорковского, но не знаю сути бизнес-законодательства. Может, он и вправду нарушил какие-то запреты. Конечно, плохо, что он сидит. России нужны бизнесмены.
А мне нужны факты. Вот я собираюсь ехать в Россию и, думаю, кое-что увижу. Конечно, если дадут визу.
- А вы удовлетворены, например, американской судебной властью?
- Я не имел с ней столкновений по гражданской линии. Я удовлетворен тем, что она не вмешивалась в мои дела.
- Но вы наблюдаете жизнь вокруг себя. Как считаете, в этом государстве человеку легче или труднее?
- Думаю, что не идеально. Голосую я за Демократическую партию. При ней несколько лучше, чем при республиканцах. А вообще здесь, конечно, лучше. Не столь уж многие стремятся отсюда уехать. Но имеющихся преимуществ недостаточно, чтобы оказать заметное влияние на Россию.
- Политику Белого дома по отношению к Ираку одобряете?
- По-моему, Белый дом проиграл Ирак. Америка могла бы поумнеть. Я против того, чтоб гибли люди с обеих сторон. Нельзя было так грубо начинать войну. И с Саддамом можно было расправиться иначе. Боюсь, что республиканцы доведут до беды.
- «Новое русское слово» - газета преимущественно прореспубликанская...
- Я не консерватор, не реакционер. Большинство русских иммигрантов связывают себя с республиканцами. Мне этот выбор чужд. Я - беспартийный.
- А еще говорят, что вы безбожник.
- Я - формалист. Если и отводить какое-то место мистике, это не значит, что нужно отказаться от идеи постижения мира разумом. Правда, я не делаю из этого мировоззрения. Сегодня можно доказать, что существует не один, а много миров. Отсюда следует, что я не верю в Творца как Единого создателя единого мира. Ибо таким образом мы сужаем восприятие Вселенной.
- Скажите, жизненный опыт меняет мировоззрение человека?
- В молодости я любил повторять собственное изречение: «Жизнь - старая проститутка, которую я не брал себе в гувернантки». Постарел - понял, что опыт может и должен быть учтен. Главное - противостоять противонормальному опыту.
- Давайте немного о личном. Видел ли вас когда-нибудь ваш отец Сергей Александрович Есенин? Ведь вам был год и семь месяцев в декабре 1925 г., когда его не стало.
- Видел. Лет так через 20 после своего рождения я посетил дом в Ленинграде, где когда-то жил, свою квартиру. Так соседи по этажу рассказали, что Есенин приходил в отсутствие мамы посмотреть на младенца, то есть на меня, но я его не запомнил (смеется).
- А ваша мама не вышла замуж после этой любви?
- Вышла. Мой отчим - известный химик Михаил Волькенштейн. В последние годы он жил один в Ленинграде, дожил до конца советской власти и умер в 1992 г.
- Вы поддерживали родственные связи со своими братьями и сестрой?
- Да. С Костей, правда, особой близости не было, ибо он был членом партии. Он умер накануне чернобыльского взрыва, 25 апреля 1986 г. Татьяна жила в Ташкенте, умерла в 1992 г. А вот с Мариной, дочерью Кости, собираюсь встретиться в декабре в Москве. (Константин и Татьяна - дети Сергея Есенина от брака с актрисой Зинаидой Райх, позже женой Мейерхольда. - Авт.)
- А с Георгием?
- Он же рано погиб, в годы ежовщины... (Георгий - внебрачный сын Сергея Есенина и Анны Изрядновой. - Авт.)
- Вы могли бы дать самохарактеристику? Какой вы человек?
- Скептик.
- «Все подвергай сомнению»?
- По крайней мере, стараюсь.
- А в быту вы уживчивы?
- Когда мне не мешают- уживчив. А мешают - не особенно.
- Если не секрет, кто ваша жена?
- У меня их было четыре. С последней, Галей, мы сейчас разъехались. Она не выдержала моих безбожных взглядов.
- А какие из ваших работ для вас важнее всего?
- Конечно, по математике. Я больше известен в области оснований математики как фундаменталист, хоть некоторые и любят повторять, что прежде всего я сын Есенина и диссидент. А вот последняя работа, которую я только что выслал для печати, очень эффектна. Уверен - пойдут разговорчики. Я ее всерьез намерен продвигать!
Времени у меня достаточно. Если мама прожила почти сто лет, то я собираюсь сто пятьдесят, а уж сто - сто десять - это наверняка! (Смеется) Собираюсь, но сколько проживу - не знаю.
Остается пожелать Александру Сергеевичу молодости - душевной и физической - лет до ста пятидесяти, ибо ста лет ему действительно мало для запланированного. И счастливой поездки на родину.
Беседу вела
Лидия КОРСУН
Октябрь 2005
Бостон - Нью-Йорк