Клуб выпускников МГУ: "Величина гонорара не влияет на творчество"

Сегодня друзья и коллеги отмечают сороковой день с момента гибели известного российского филолога и литературоведа Александра Чудакова. "Газета" публикует текст его последнего выступления, которое состоялось 21 сентября в Институте философии РАН на заседании, посвященном теме «Бизнес или служение? Художественная культура России конца XX - начала XXI века. Основные тенденции и проблемы». Это было за день до того, как произошел трагический случай, когда Чудаков получил черепно-мозговую травму, от которой скончался 3 октября. Обстоятельства этого происшествия до сих пор не выяснены.

Нам ни в коем случае не удастся уйти от вопроса о качестве. Я хотел бы привести несколько исторических примеров, потому что когда мы целиком сосредоточиваемся на нашей современности, нам кажется, что сейчас происходит что-то необыкновенное, необычное… Небольшой взгляд в историю. Как обстояло дело с оплатой литературного труда? Хочу напомнить несколько примеров.

Как известно, Чехов начинал писать для юмористических журналов и получал 5 копеек за строчку. Это такие журналы, как «Зритель», «Будильник» и другие. Когда он стал работать в журнале «Осколки» у Николая Александровича Лейкина, то стал получать 8 копеек за строчку. Но если мы вспомним те рассказы, что он писал из пяти копеек, и те, что из восьми, то разницы в качестве не увидим - уровень абсолютно одинаков. Примерно через пять или шесть лет своей работы в литературе Чехов начал печататься в газете «Новое время». И когда он опубликовал там первые два рассказа, то написал в одном из писем, что получил за это «нечто превышающее месячную ренту с «Осколков». Суворин платил очень хорошо.

Изменился ли Чехов, попав в эту газету? В этой аудитории не нужно объяснять, что такое было «Новое время». Чехов остался Чеховым и сумел сохранить свою позицию. А ведь там было много людей, которые писали то, что нужно было или правительству, или каким-то идеологическим институтам. (Нам всем, пережившим советское время, хорошо известно, как это делается.) Чехов ко всему этому не имел никакого отношения, и его гонорары от позиции не зависели. Скажем, в «Петербургскую газету», где платили гораздо меньше, он давал такие же замечательные рассказы. Когда Чехов стал печататься уже в солидных журналах - «Северном вестнике», «Русской мысли» и других, я думаю, было то же самое. Просто никто не пытался рассмотреть этот вопрос, а было бы интересно. «Русская мысль», скажем, как журнал более серьезный платил больше, чем «Северный вестник», и что, там рассказы были лучше? Нет, ничего подобного.

Но еще более разительный пример, конечно, Достоевский. Он многое писал на заказ, это все хорошо знают. Как когда-то написал Виктор Шкловский, Достоевский говорил, что если бы у него было имение, то он бы писал, как Тургенев. «Писал он лучше», - сказал Шкловский.

Примеров можно приводить сколько угодно. Пастернак, как известно, начал делать свои переводы тоже по причине нехватки денег. Что, от этого его переводы стали хуже? И здесь совсем неважно, занимался он этим по глубокому душевному движению или только для заработка. Переводы получались совершенно замечательные.

Пример из другой сферы. Скажем, Генрих Ипполитович Семирадский писал свои всем известные картины примерно всегда одинаково. Он не сразу начал получать большие гонорары, не сразу начали покупать эти его огромные картины и платить фантастические деньги.

Два года назад на Франкфуртской книжной ярмарке, когда я стал искать наш русский павильон, то увидел сразу огромную надпись: «40 миллионов». Выяснилось, что это тиражи Дарьи Донцовой. Я сначала подумал, что здесь ошибка в нуле, оказалось - нет. Если считать, что сейчас в России проживает 145 или даже 160 миллионов человек, то получается, каждый четвертый читает Донцову. Ситуация не совсем понятная. Но с другой стороны, нельзя сказать впрямую, что Донцову сделали деньги. Это что-то другое.

Пример противоположный. Взять нашего живого классика Фазиля Искандера. Может, кто-нибудь думает, что он миллионер? Собрание его сочинений, которое недавно было издано, финансировал олигарх Мамут, который, кстати, ведет очень много разных проектов. Мы вместе с ним принимали участие в одной телевизионной передаче, когда боролись за словарь «Русские писатели». Он перечислял эти проекты; оказалось, что их десятки. Между прочим, мы этого об олигархах почему-то не знаем. Мы знаем только, что они мерзавцы. Так вот, собрание сочинений Фазиля Искандера было издано, потому что Мамут любит этого писателя и помог ему.

Что получается? Влияют ли все-таки деньги на литературу? Я бы сказал так: они влияют, конечно, на псевдолитературу, на халтуру, на модную литературу, которая не всегда является псевдолитературой. Здесь грань всегда очень тонка. Модные писатели, безусловно, как-то с этим связаны. Но представляется, что прав Даниил Борисович Дондурей, когда говорит, что рынок реабилитировал масскульт. Я только уточню: он, пожалуй, не реабилитировал, а создал новый масскульт - более мощный и, наверное, какой-то другой, разветвленный и охватывающий своими щупальцами все сферы деятельности. Мало того, к нашему большому удивлению, он уже сейчас превосходит западный, которому много десятилетий.

Получается странная вещь. На высокую литературу эта ситуация вообще не влияет, а если и влияет, то несколько косвенно: когда писателю, грубо говоря, уже есть нечего, он должен заниматься каким-то другим заработком. Но если ситуация более или менее средняя, то большой писатель - я скажу тривиальную вещь - не может писать иначе. Он пишет одинаково в любой ситуации. Конечно, когда его не печатают, как бывало в советское время, это другое. Но когда его печатают, величина гонорара, в общем-то, мне кажется, не может оказать решающего влияния на его творчество. Он не будет писать больше или быстрее. Он будет писать так, как именно Бог на душу положит, потому что большая литература - это что-то совсем другое. Большой писатель отличается от писателя массового, но даже нельзя определить, чем именно. У Юрия Олеши в его замечательных записях есть одна фраза о том, как он однажды с тоской читал какой-то роман Александра Шеллера-Михайлова и вдруг попалась ему какая-то страница, где начинается совершенно другое, как бы раздвинулись горизонты. И когда мелькнуло имя Настасьи Филипповны, он понял - в роман Шеллера-Михайлова нечаянно вплели странички Достоевского. То есть это просто небо и земля.

Сейчас по телевизору приходится часто слышать фразу «мое творчество». Какой-нибудь молодой человек лет 25 совершенно свободно говорит: «Мое творчество...» И мало того, говорит, скажем, Гоголь - то-то и то-то, а я вот - то-то и то-то. Хочется сказать: милый мой, между Гоголем и вами разница, как между слоном и какой-нибудь черепахой.

Сюда примыкает еще одно явление, о котором я хотел бы сказать. Сейчас очень любят употреблять слова «великий» и «гениальный». Кстати, это касается больше не литературы, а деятелей кино, театра, особенно во время юбилеев разных замечательных актеров. Мне, например, почему-то кажется, что эти очень хорошие актеры сами должны испытывать большое неудобство, когда их называют гениальными, потому что они-то знают, какие актеры были по-настоящему гениальны.

Короче говоря, мне кажется, что проблема настоящего искусства и денег изменилась очень мало. Она примерно всегда была одинакова. Большие писатели писали хорошо в любой ситуации. А вот в массовой литературе ситуация действительно изменилась. Тут даже, мне кажется, на самом деле не о чем спорить.

Александр Павлович Чудаков родился в 1938 году в Казахстане, в городе Щучинске. Работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ и Литературном институте, а после 1987 года неоднократно выступал с лекциями в Европе и Америке. Был одним из самых авторитетных специалистов по творчеству Чехова. Первая из нескольких книг Чудакова, ставших классикой чеховедения, - "Поэтика Чехова" (1971), переведена на английский. Среди других его работ - монография "Слово - вещь - мир: от Пушкина до Толстого" (1992), комментарии к наследию Виктора Шкловского и Юрия Тынянова, многочисленные статьи. Опубликовав в журнале "Знамя" роман-идиллию "Ложится мгла на старые ступени" (2000), вошел в число финалистов русского "Букера" в 2001 году.