ОТДАВ КУСОЧЕК КОЖИ ДЛЯ ПРОИЗВОДСТВА НОВЕНЬКИХ ФИБРОБЛАСТОВ, ЯНА ДОЛЖНА БЫЛА ЖДАТЬ, ПОКА ОНИ ВЫРАСТУТ. НО НЕ ВЫДЕРЖАЛА И ПОЕХАЛА В ЛАБОРАТОРИЮ ИХ ПРОВЕДАТЬ
Месяц назад я сообщила, что в попытках сохранить и приумножить молодость и неземную красоту, иду на крайние меры:) - отдаю себя в руки SPRS-терапии. Если в двух словах, то суть ее заключается в том, что у вас сначала берут биоптат кожи, потом выращивают из него новые фибробласты, потом вводят их вам инъекционно - и вы, как в сказке, выныриваете из этого молодильного котла с новеньким лицом. (Подробнее - см. по ссылкам. Прочитать начало истории можно тут.)
Обычно все пациенты SPRS-терапии, расставшись с лоскутком кожи, терпеливо ждут пару месяцев, пока им не позвонят, не скажут, что все готово, и не назначат день инъекций. Но я же пациент особый - отличающийся противной любознательностью. Поэтому я договорилась с одним из создателей метода SPRS-терапии (и экспертом-консультантом нашего блога) Вадимом Зориным, что приеду навестить свои фибробласты. Узнаю, так сказать, как они себя ведут. Не шалят ли, не капризничают ли? А то мало ли. Все-таки не чужие. Красней потом за них.
Тем более, так удачно оказалось, что фибробласты мои рОстятся в территориальной близости от меня - на улице Губкина. Именно тут располагается Институт стволовых клеток человека (ИСКЧ), одним из подразделений которого является SPRS-терапия.
Когда я навещала свои фибробласты, пошел ливень. Я восприняла это как добрый знак: под дождиком все хорошо растет)
Лабораторно-производственный комплекс SPRS-терапии находится тут в буквальном смысле слова за семью печатями и десятью дверями, как положено то ли в сказках, то ли в научно-фантастических романах. Без провожатого не пройдешь. Моим Сталкером стала очаровательная девушка (и моя тезка) Яна.
Чтобы проникнуть внутрь двери N1, нужно было сказать секретное слово, набрать секретный код, три раза поклониться на восток и проверить себя на чистоту помыслов
Потом мне пришлось превратиться то ли в пингвина, то ли в космонавта. Надеть вот такие стерильные бумажные бахилы…
Это постановочный кадр, позволяющий автору продемонстрировать сандалии Chanel:) А вообще-то бахилы пришлось надевать на обе ноги, конечно
…вот такой стерильный бумажный скафандр…
Влезла в размер S. Пустячок, а приятно.
… и пройти через чистилище - переходный тамбур. Там еще пришлось вымыть руки и надеть маску. Я бывала в самых разнообразных стерильных местах - например, в родовой, где наблюдала, как на свет появляются детки, и в операционной, где ассистировала при проведении маммопластики и липосакции и наблюдала за тем, как делают круговую подтяжку. Но такой степени стерильности от меня нигде не требовалось. А тут буквально чудом избежала дезинфекции мозга:)
В чистилище меня встретил Вадим Зорин. Он был строг - приказал убрать челку под капюшон. Впрочем, он всегда строг - это, кажется, его обычное состояние.
Дверь N33. Уже понятно, что мои фибробласты - под надежной защитой. Их охраняют, как какую-то государственную тайну
«Место силы» фибробластов оказалось довольно небольшой комнатой - примерно как моя спальня, 20-25 кв.м. Но судя по всему, стоимость этих квадратных метров сильно превышает мои. Я, например, которое лето подряд не могу поставить дома кондиционер - а тут стоят специальные фильтры для очистки воздуха, каждый - по цене чугунного моста. И вот такой прибор, отдаленно похожий на холодильник ЗИЛ.
Такой инкубатор, кажется, у нас один на всю страну. Как, впрочем, и холодильник ЗИЛ - по-моему, он остался только у моей мамы. Она не хочет с ним расставаться - говорит, он ей дорог как мавзолей ее юности:)
Но оказалось, это не холодильник, а СО2 инкубатор, где поддерживается постоянная температура +37 градусов (такая же, как t человеческого тела), и где в атмосфере, которая представляет собой смесь кислорода и 5%-го углекислого газа, происходит взращивание фибробластов.
Фибробласты находятся в этом инкубаторе в специальных контейнерах со специальным раствором. Контейнеры подписаны именами хозяев фибробластов. Мне, конечно, интересно, сколько людей, которые не хотят покорно дожидаться старости и готовы платить за новую кожу от 280 000 р. Но - коммерческая тайна сия велика есть. Кто же мне это скажет. Правда, доктор Светлана Шоколова, которая в клинике RayLife производила у меня из-за уха забор биоптата, обмолвилась, что пациентов немало, и есть те, которые приезжают к ней «на подсадку» не только из Хабаровска и Екатеринбурга, но и из Франции с периодичностью раз в два-три года.
Но, в любом случае, я не одинока. Обзор содержимого инкубатора-«холодильника ЗИЛ» это лишний раз подтвердил.
Контейнеры, где плодятся фибробласты, разные. Некоторые состоят из одного отсека, некоторые - из трех. Фибробласты не плавают в питательной среде, а живут на донышке. По мере того, как они множатся, их переселяют - примерно как семья, по мере прибавления потомства, перебирается на большую жилплощадь. Только этот переезд осуществляется с гораздо большим количеством формальностей.
Естественно, я попросила Зорина показать мне мои личные фибробласты. В конце концов, я пришла проведать именно их. Зорин легко их нашел - все контейнеры подписаны.
На моем контейнере была этикетка: «Зубцова. Супер.»
Торжество современной науки как оно есть. Человек держит в руках собственные клетки. Волнительный момент, должна я вам заметить
Прочитав слово «супер», я обрадовалась, как мать на родительском собрании, когда внезапно объявили, что ее ребенок вдруг получил 5 за годовую контрольную по физике. (Чувство, за годы материнства так мной ни разу и не испытанное:)))
Момент гордости за собственные фибробласты
Я, конечно, тут же решила, что мои фибробласты какие-то особенно удачные и милые, как-то по особому хорошо размножаются и не плачут в неволе, раз они - «супер».
Ooops.
Оказалось, что «супер» не имеет никакого отношения к их поведению и вообще не оценочная характеристика, а, скажем так, наименование одной из стадий их развития.
Зорин показал, как фибробласты лежат на донышке контейнера. Их ложе называется «матрас». Я сделала вид, что что-то там увидела, хотя на самом деле не увидела ровным счетом ничего.
Потом Зорин взял контейнер и положил его под микроскоп, соединенный с монитором. На мониторе отобразилось нечто, напоминающее картину неизвестного художника-примитивиста «На сером-сером столе кто-то рассыпал черные-черные длинные-длинные рисовые зерна».
Вот эти «рисовые зерна» и есть фибробласты, догадалась я. Тут, на этом матрасе, их еще мало. Через какое-то время они расплодятся и займут собой всю поверхность. Тогда их переселят в двухуровневый контейнер.
В этом контейнере фибробласты только начинают делиться - на экране видно довольно редких одиночных представителей.
Потом Зорин положил под микроскоп другой контейнер - с фибробластами, почти готовыми к подсадке. На экране отобразилось нечто, похожее на отпечаток пальца космического пришельца. «Видите эти многочисленные рыбьи косяки? Это уже целые «популяции» фибробластов», - объяснил Зорин. А я в очередной раз убедилась, как по-разному люди видят мир. Кому палец пришельца, а кому - рыбьи косяки:)
А вам как кажется - косяк или палец пришельца? А может, есть другие варианты прочтения этого полотна?
«А белые кляксы на экране - это клетки, которые в настоящий момент делятся. Чтобы разделиться, фибробласту надо превратиться в такую «кляксу», из которой потом отпочкуется очередной косяк». Он объяснял мне все, как несмышленышу, стараясь избегать научных терминов. И правильно делал. Иначе бы я точно ничего не поняла.
Кроме нас с Зориным, фибробластов, «холодильника ЗИЛ» и микроскопов, в лаборатории находится еще одна сотрудница SPRS-терапии - и два объекта, отдаленно напомнивших мне прилавки с замороженными полуфабрикатами в супермаркетах.
«Ламинарный бокс» - так называется этот «прилавок»
Оказалось, эти «прилавки» называются ламинарными шкафами. Внутри такого шкафа циркулирует поток стерильного воздуха. Только в таких условиях можно производить какие бы то ни было манипуляции с фибробластами «в открытом космосе», то есть воздухе.
С виду раствор - питательная среда, в которой живут и размножаются фибробласты, похожа на сильно разбавленную кровь. На самом деле в этом растворе 300 компонентов, в основном аминокислоты и витамины. А крови нет ни капли.
А хлопот с ними, оказывается, хватает. Для одной процедуры введения фибробластов в одну область (например, в кожу лица) их должно быть не менее 60-80 миллионов. И каждый из этих 80 миллионов к моменту подсадки должен находиться в полной боевой готовности - то есть готов продуцировать правильный коллаген и эластин. Поэтому с ними тут возятся, как с малыми детьми в элитном детском садике. Постоянно меняют им питательную среду, по мере размножения переносят с одного матраса на другой, в общем, бдят и глаз не спускают. И все это осуществляется в этих самых ламинарных шкафах.
И, к вопросу о том, почему процедура SPRS-терапии стоит таких денег, которых она стоит. Стоимость 1 кв.метра лаборатории, в которой мы сейчас находимся, - 10 000 евро. Не считая оборудования. Просто стоимость системы фильтрации и очистки воздуха, которая тут вмонтирована. Сколько стоит оборудование, я даже боюсь себе представить. А ведь еще реактивы, вещества, работа профессиональных технологов, в конце концов.
Смена питательной среды происходит 1 раз в 3-4 дня. А раз в 7 дней клетки переносят с одного матраса на другой.
До того, как стать питательной средой для фибробластов, ее составляющие хранятся вот в таких бутылочках. На каждой написан срок годности - и его, в отличие от многих прочих случаев, нам известных, не нарушают ни на час.
Важно правильно определить дату, когда фибробласты достигнут пика своего развития и будут готовы к «подсадке». На этот день пациенту назначают процедуру. Если он вдруг по какой-то причине не может прийти, нужно предупредить заранее, чтобы в лаборатории успели произвести специальные манипуляции, позволяющие сохранить клетки. Но фибробласты не могут вечно пребывать на своих матрасах и ждать. После какого-то момента их надо либо пустить в дело, либо - заморозить.
В лаборатории есть еще один микроскоп, в который можно наблюдать за самочувствием фибробластов. Мы еще раз любуемся на мои. Так, для контроля. На всякий случай.
Я поняла, что они все-таки симпатяги. Явно красивше, чем, скажем, у пациента Иванова или пациента Сидорова.
После чего выходим из лаборатории, снимаем бумажные скафандры (точнее, я сняла, а Зорин просто переоделся «в штатское») и идем в другое здание, где находится криохранилище фибробластов.
Дверь как дверь. Похожа на дверь в школьный кабинет химии или физики.
Там, за этой дверью, два довольно больших зала, где стоят контейнеры с жидким азотом. Внутри каждого - температура -185 - -196 градусов по Цельсию.
А эти холодильники показались мне похожими на стиральные машины с вертикальной загрузкой.
Внутри этих «стиральных машинок» - вечная мерзлота.
Зорин надел рукавицы, маску, распахнул одну из «стиральных машин» и тут же оказался окутан ледяными парами азота.
Хозяйке на заметку: ледяной пар обжигает сильнее горячего.
А я вспомнила, что примерно так же клубился воздух в финских криосаунах. Это такая популярная в Финляндии штука - лечение холодом, криотерапия. Криосауны там есть во многих спа. Это показалось мне страшно забавным, учитывая, что я была там зимой, и на улице и так, безо всяких крио-спа, было минус 35. Стоило строить что-то специальное, если выйди в лес голым - и вот тебе крио-терапия в натуральную величину, думала я. А финны мне объясняли, что если зайти в этот холодильник и побродить там пару минут, исчезнет целлюлит и псориаз. Заходить надо голым (ну, в купальнике), валенках, шапке и варежках. То еще зрелище. Но впечатления незабываемые.
Пока я предавалась воспоминаниям, Зорин извлек из холодильника металлическую, покрытую слоем льда полочку а-ля Ikea - и показал, в каком виде, собственно, хранятся тут фибробласты.
Замораживают каждую пробирку, кстати, постепенно, понижая температуру на 1 градус в минуту. Так что это тоже целый ритуал и искусство.
Они хранятся в криопробирках, в которые добавлен криоконсервант, чтобы клетки легче переносили условия вечной мерзлоты и не лопались. Этот консервант - что-то вроде того особого белка, который вырабатывается в организме лягушек. Ведь известно, что лягушки могут промерзать насквозь, а потом размораживаться - и прекрасно себя чувствовать. Тогда как медведя, например, в аналогичной ситуации разорвало бы изнутри.
В одной такой пробирке - молодость чьей-то кожи на 100 десятилетий вперед. В голове не укладывается.
Для создания такого банка фибробластов достаточно все того же одного лоскутка кожи, который брали у меня. Храниться в замороженном виде в криохранилище клетки могут сколь угодно долго - точнее, пока их хозяин готов оплачивать им такое «крио-спа». Стоит это, кстати, не то чтобы слишком дорого - 6 000 р. в год. Но зато перед очередной «подсадкой» вам не нужно заново сдавать кожный биоптат и проводить с ним ряд манипуляций. И, кстати, этот банк здорово выручает, если вдруг случается какое-то ЧП, например, пожар, и вы получаете серьезные ожоги. Тогда эти фибробласты извлекаются, размораживаются, из них быстро готовится клеточный препарат - и врачи используют его для восстановления целостности кожи.
Когда мы уходили из криохранилища, я заметила ворох рукавиц - очевидно, они принадлежали обслуживающему персоналу.
Боже, помилуй полярников!))
Это напомнило мне школьную раздевалку, где зимой свалены варежки, потерянные первоклассниками за отчетный период времени - и такая бытовая ассоциация как-то вернула меня на землю. Потому что до тех пор мне все-таки казалось, что я, хотя уже и без скафандра, но все-таки в космосе, в будущем, в романе братьев Стругацких, в общем, где угодно, только не в Москве 2014 года.
А тут я поняла, где я, что я, зачем я, сгруппировалась и задала Зорину вопрос, который волновал меня с самого начала всей этой истории. Потому что зачем замораживать и хранить стволовые клетки новорожденного, взятые из пуповины, это я могу понять. К ним, как к молодильному источнику, можно припадать потом всю жизнь. Зачем хранить фибробласты юной девы - тоже. Через 20 лет она уже не будет юной, а они - будут. Но мои?.. Я уже не ребенок. И даже, увы, не подросток. И мои клетки соответствуют моему паспорту больше, чем, например, моя бодрая внешность, - ибо на нее работает вся мировая бьюти-индустрия, а на них, увы, только мой неправильный образ жизни. И точнее будет сказать не «на них», а - «против них». По-моему, даже сейчас мои фибробласты представляют сомнительную ценность. А через десять лет?..
Зорин терпеливо меня слушает, но по его глазам я вижу, что этот вопрос ему задавали раз милльенпицсот. И что он уже давно смирился с тем, что будут задавать в мильенпицсотдесятый. «Нет, - говорит он, - для SPRS-терапии совершенно неважно, берем ли мы фибробласты у 20-летнего, 40-летнего или 60-летнего человека. У кого бы мы их ни взяли, в процессе происходит естественный отбор клеток, и в результате для размножения остаются только самые активные и дееспособные, способные делиться и синтезировать коллаген и другие важные компоненты. Все прочие из процесса удаляются. Мы проводили множество исследований. Сравнивали культивированные фибробласты, взятые у 18-летних и у 82-летних людей. Между этими фибробластами не было никакой разницы: они на одинаково высоком уровне производили коллаген и эластин».
Он объясняет мне все это буднично, как учитель в сотый раз втолковывает ученику таблицу умножения. И дает несколько книг и журналов со своими статьями на эту тему.
Я ухожу, нагруженная научной литературой и с серьезными намерениями во все это въехать. И все равно чувствую себя реально - гостьей из прошлого, попавшей на машине времени в какой-то следующий век.
Через пару недель мне подсадят фибробласты. Начнется новая жизнь?..
В следующих частях сериала «Новая кожа. За ценой не постоим?»:
- репортаж о введении фибробластов;
- интервью с людьми, которые давно и регулярно делают себе инъекции фибробластов;
- рассказ о том, что такое все-таки этот генетический паспорт кожи и стоит ли на него возлагать серьезные надежды;
- рассказы о том, что чувствует и как выглядит пациент, прошедший SPRS-терапию, через месяц, два месяца, полгода и год спустя после процедуры.