Садо - мазо

Татьяна ШЕРЕМЕТЕВА

Из Москвы. Окончила филологический факультет МГУ. Последние годы вместе с мужем, сотрудником ООН, живет в Нью-Йорке. Член Американского ПЕН-клуба.Член Международной гильдии писателей. Победитель различных российских и международных литературных конкурсов. Публикуется в периодических изданиях России, Германии и США. В настоящее время в России вышел сборник новелл автора.

«Толык, прихади к нам кюшать, мая вчера такую пердю-ю-ю купиль», - Номанджон Семижопович приглашал Толика на ужин совсем не ради «пердю».

Ему нужен был «харощий мащин».

Да, на всякий случай: «пердю» - это фирма такая по продаже кур, "Frank Perdue" называется. А вы что подумали?

Номанджон хотел обустроить свою жизнь в Америке достойно. Сразу решить главные проблемы, не откладывая «на потом». Задача номер один - собственный автомобиль, задача номер тоже один - уютная квартира. Здесь у всех окна голые, а Номанджон так жить не может. Ему занавески шелковые, покрывала парчовые, накидушки разные нужны.

За первую задачу взялся новый приятель, Толик. Конкретный пацан из Одессы. Толик уже пятнадцать лет в Америке, в Нью-Йорке все ходы и выходы знает. Даже там, где вход рубль, в смысле доллар, а выход - два.

Толик называет себя "гражданин мира" и перепродает битые машины. Он - типа дилер.

И вторую задачу Толик поможет решить. Для клиента - не жаль собственного времени и бензина. Он знает один левый оптовый склад, где есть то, что нужно Номанджону. Парча, накидушки и прочая тряпичная дребедень, или, как выражается Номанджон, «мануфактюр».

Номанджон нужен Толику, как маца - еврейскому пасхальному седеру (если только я ничего не перепутала).

Купит Номанджон Линкольн («Название-то одно чего стоит, а, Номанджон!»), - Толик тогда быстренько выплатит «рент» за квартиру и можно будет перекантоваться до следующего такого же типа Линкольна.

На прицеле у Толика есть еще один новобранец из совка. Земляк, тоже из Одессы.

И Толик уже знает, как его развести и на что его взять: разведка донесла, чем клиент увлекается.

Договорились так: сначала Толик везет Номанджона покупать «мануфактюр», а потом они вместе возвращаются «кушать пердю».

У Толика - времени в обрез. Поэтому он забросит клиента на тот тряпичный склад, а через полчаса вернется и все переговоры с продавцом проведет сам.

У Номанджона задача самая простая - походить по складу и присмотреть себе эту дурацкую парчу с шелками. Там его и проведут везде, и все покажут.

Короче, справится. Тем более что не один едет, а с женой.

Гуля - женщина серьезная, только пока шугается всего. Не привыкла к большому городу, дичится. Четверых родила и теперь тоже, как Номанджон, - Семижоповна.

Номанджона в народе для простоты зовут Семижоп, ну, а Гулю - соответственно.

Толик целый день носился по автосвалкам, к Номанджону добрался только во второй половине дня.

Оторвали Гулю от плиты, от пердю и поехали все вместе.

Адрес бухарские евреи подсказали - где-то в Нижнем Манхэттене. Сам Толик по таким складам сроду не ходил, ему все эти тряпки сто лет не нужны. Cначала запутался в незнакомом районе, но, в конце концов, все нашел. Выгрузил из машины триста килограммов живого веса и пообещал минут через сорок быть на месте.

Номанджон пошел вниз первый, пригнув большую голову, цепляясь за перила и проклиная тех, кто придумал устроить оптовый склад в подвальном помещении.

Гуля тяжело переваливалась у него за спиной.

На входе стоял человек. Он внимательно осмотрел обоих, что-то отметил в журнале на столике и молча показал на вход.

Номанджон вошел и услышал, как за спиной Гули захлопнулась дверь.

Вокруг было темно и куда идти - непонятно. Толик предупреждал, что цены здесь бросовые и обстановка потому соответствующая - все по-простому.

Вдруг зажглась лампа. Она осветила одинокую фигуру. Это была огромная, куда выше Номанджона, баба. Она стояла лицом к стене, раскинув руки и растопырив ноги. В полутьме белой ромашкой цвел ее голый зад.

Гуля охнула и вцепилась в плечо мужа. Оба не в силах были оторваться от этой картины.

Бабища была на высоких каблуках, руки и ноги у нее были привязаны к крючьям, вбитым в стену. Она была типа распята.

Через минуту Номанджон разглядел, что трусы все-таки присутствовали, но только их было совсем мало, и они почти полностью утопали в жеребячьих выпуклых ягодицах этой Ромашки.

Голова зашевелилась, повернулась в профиль и по-лошадиному закосила глазом, отслеживая эффект, произведенный на вошедших.

Тут Номанджон сообразил, что на каблуках стоит вовсе не баба, а огромный мускулистый мужик. И было это так страшно, что он инстинктивно рванулся к выходу. Дверь была заперта.

Мужик вдруг растаял в полутьме, и лишь его задница по-прежнему простодушно радовала глаз.

Свет зажегся теперь в следующем отсеке. Перед ними стояла - Номанджон напрягся и хорошо подумал, - безусловно, женщина.

Она была немолода, наверное, постарше Гули. Улыбалась дружески и гостеприимно. И одета была во что-то светлое, кружевное. Белая шляпка на голове, белые ажурные чулочки, такие же туфли, перчатки и маленькая белая сумочка.

И все. Это Номанджон сообразил не сразу. То есть ни трусов, ни этого, что там они наверху носят. Гуля была женщина стеснительная, богобоязненная, и Номанджон никогда не видел ее раздетой. В детали женских боевых доспехов он никогда не вникал и что как называется практически не знал.

Короче, стояла она вроде бы одетая и в то же время - бессовестно голая. И от этого сочетания у Номанджона теперь все внутри зашлось уже не страхом, а совсем другим ощущением, что он с удивлением заметил по ставшим тесными штанам.

Женщина кивала кудрявой головой, приглашая идти за ней, и что-то лопотала по-английски.

Ну, значит, она и будет провожатая, сквозь туман в глазах и помутнение в голове сообразил Номанджон. Гулю он пустил следом за собой. Она крепко держала его за край куртки. Куртка неравномерно дергалась, это означало, что жена покачивалась.

Номанджон еще раз проверил: вот он сам, а вот - позади - стоит его жена. Они приехали выбирать «мануфактюр». Вот склад. Вот провожатая. Он изо всех сил старался убедить себя, что еще не сошел с ума и что все это ему просто с перепугу показалось. Типа видение было такое.

Они вошли в большой зал. Полумрак скрывал углы, на стенах были развешены рулоны бумажных полотенец. «А мануфактюр-то где?», - все еще отказываясь верить происходящему, шарил глазами по сторонам Номанджон.

«Мануфактюр» отсутствовал. Вместо него вокруг копошились люди. Они были разные: молодые, старые, почти все мужчины и немного женщин. Единственное, что их объединяло, - все они были голые, полностью или частично. А те, кто еще не были голыми, быстренько, на глазах Номалжона, раздевались и начинали радоваться жизни вместе со всеми остальными.

Дама в белом, поддерживая Номалжона под руку, медленно вела его сквозь плотную массу человеческих тел.

Толпа оживленно гудела. Каждому было, чем заняться. Слева, с зачарованно поднятой головой, стоял здоровенный детина (это Номалжон уже сразу понял, что он дурак, что ли?) в женской коротенькой рубашечке на бретельках. Из-под нее торчал совсем не женский орган.

Вот над ним-то, не отрывая глаз от экрана, подвешенного к стене телевизора, не покладая рук, трудился этот тип. На голове - хвостик, заколочки. Губы накрашены. На экране - невозможный кошмар. Сзади тихо плакала Гуля.

Она по-прежнему сжимала в кулаке край его куртки, послушно следуя за Номанджоном.

А он послушно шел следом за Дамой.

В зал вошел дедушка. Если бы Номанджон хорошо учился в школе и интересовался бы мировой литературой, он бы сразу заметил, что дедушка похож на "старика Хэма". Та же седая бородка, стальной ежик на голове, свитер крупной вязки. Пытливый взгляд умных глаз.

Но в школе он учился неважно и книжек никаких не читал. Поэтому просто подумал, что такой солидный человек тоже, наверняка, пришел сюда не за этими глупостями, а за «мануфактюр».

Дедушка с озабоченным видом сразу же начал раздеваться. Аккуратно сложил одежду в стопку, положил ее на ботиночки рядом с плетеным креслом у стены, сел в него и тоже, как детина, начал «работать с предметом». Глядя перед собой пытливыми, умными глазами.

… Ну не любил Номанджон учиться. А если бы любил, мог бы, например, после школы в театральный институт поступить. И там бы не только штудировать «Моя жизнь в искусстве» Станиславского, но и изучать такую дисциплину как «Работа с предметом».

Что такое «Работа с предметом» Номанджон не знал, да и мы, непосвященные, тоже не очень-то понимаем, что это такое. Вероятно, совсем не то, что происходило в тот момент в плетеном кресле.

Поэтому нужное слово Номанджон нашел самостоятельно. Типа справился.

Дама в белом улыбалась. Номанджон попытался ей объяснить, зачем они здесь и для наглядности стал рисовать руками проем окна. Он все еще на что-то надеялся.

Дама понимающе кивнула и подвела их к каким-то отдельным комнатушкам. Внутрь каждой из них можно было смотреть сквозь небольшие окошки.

Гуля дышала в спину и мешала. Номанджон, не глядя на нее, передернул плечами.

Мужчина насиловал женщину медленно и с видимым удовольствием. Она типа сопротивлялась, что, однако, совершенно не мешало насильнику вершить свое богомерзкое дело.

В окошке рядом стоял мужик, залитый в черную кожу с огромной прорехой в стратегически важном месте. Обе руки его были заняты. И тут тоже - «работа с предметом» меланхолически заметил бы Номанджон - если бы отучился в театральном. И поймал себя на том, что уже перестал бояться.

Никто не собирался расчленять его на составляющие, привязывать к стене или стаскивать с Гули штаны. Никто не обращал на них ни малейшего внимания.

Дел было у каждого предостаточно, и все очень старались. Теперь Номанджон понял, для чего висели по стенам бумажные полотенца.

Дама в белом провела его мимо столика. За ним сидели две пожилые пары, они, не торопясь, выпивали и обсуждали что-то, понимающе кивая друг другу головой и иронически подсмеиваясь.

Номанджон облегченно вздохнул: есть глаз на ком остановить. В следующий момент он увидел, что старцы сидели одетыми только наполовину - верхнюю.

Номанджон был не готов к таким потрясениям. Еще минута, и он от избытка впечатлений рухнет вместе со своей Гулей на пол этого странного склада, где нет «мануфактюр», а есть голые мужики и бабы.

Сильная рука в длинной белой перчатке развернула его в обратную сторону и подтолкнула к потным спинам - вроде бы мужиков, хотя кто их знает, плотным кольцом окруживших тоненькую фигурку.

В центре стояла маленькая, по-азиатски хрупкая таечка. «Ну, прям, как наша», - по-родственному порадовался за нее Номанджон. Она улыбалась тягучей, ласковой улыбкой и медленно, очень медленно снимала с себя одежду. Окружение напряженно следило за ее движениями.

Многие, не теряя времени, «работали с предметом». Таечка ласково заглядывала в глаза каждому. В том числе и Номанджону заглянула. И даже озорно подмигнула чуть-чуть, краешком глаза. «Чувствует своего», - с умилением подумал он.

Ох, как сладко заныло у него везде и особенно там. Он же и не знал раньше, что от «типа посмотреть» можно так приятно переживать.

Гулю он загораживал спиной и все внимание сосредоточил на ласковой таечке. Она уже сняла какие-то свои попонки и сейчас освобождалась от прозрачной майки. Руки подняты. Острые детские плечи, ниже - две маленькие пиалки, как из сервиза у них дома, приставленные к грудной клетке. Темные кружочки по центру каждой.

От благодарности за то, что его глазки так хорошо покормили, за то, что в штанах все жило своей отдельной жизнью, Номанджон чуть не заплакал.

Голый животик крутился вокруг собственной оси, тоненькие пальчики медленно стягивали с себя юбку.

Через минуту мужики восторженно зацокали языками, а "таечка" принялся за работу. Со своим «предметом».

Номанджон был подавлен. Ну, говорили ему всякое, но чтобы это… и ведь такая девочка, такое все у нее, понимаешь, правильное. Он чувствовал себя обманутым и от расстройства даже вспомнил про «мануфактюр» - типа зачем пришли.

Тетка без штанов уже не улыбалась, а аккуратно высаживала их обоих из зала. В дверях стоял Толик. Он ругался с охранником на входе. С Дамой в белом он тоже сразу же начал о чем-то спорить.

Пока они кричали, Номанджон увидел, что сбоку, за перегородкой, сидела та самая Ромашка на каблуках. Мужик, поглядывая на часы, торопливо ел пиццу, откусывая от нее огромные куски и запивая ее кока-колой.

Через пару минут, вытерев рот и благодарно икнув, он вернулся к своему распятию.

Толик, так и не придя к согласию с оппонирующей стороной, с остервенением швырнул на столик деньги и рявкнул на Номанджона. Типа пора уходить.

Подъем наверх. Опять узкие, железные ступеньки. Опять позади тяжело всхлипывает Гуля. Он и забыл совсем про нее.

В машине Толик ругался всеми непотребными словами, обвиняя Номанджона то в тупости, то в сознательном жульничестве.

Этот «мануфактюр» он ведь чисто конкретно приготовил для другого клиента - земляка из Одессы. Тот просил узнать, где в городе «садо-мазо» заведения покруче имеются. Типа разведать.

Бумажку с адресом для Номанджона Толик вынул из нагрудного кармана куртки, а нужно было из заднего кармана брюк. Типа перепутал.

Номанджон на Толика очень обиделся: «У меня жина харощий, но я тоже, между прочим, мелодрам люблю. И вообще, у меня дублонка есть настоящий, только я его ношю-ю-ю: я в ней тольстый очен», - сказал он на прощание, для солидности упомянув еще и про свой новый зимний прикид.

Покупать Линкольн он категорически отказался. И куру фирменную они с Гулей скушали сами. Типа пердю.