Катерина Гордеева: Вы имеете право знать. «Победить рак»

Премьера документального фильма Катерины Гордеевой «Победить рак». 20, 21, 22 марта. 23.50. НТВ

 Премьера документального фильма Катерины Гордеевой «Победить рак». 20, 21, 22 марта. 23.50. НТВ

Этот долгожданный фильм - первопроходец. Впервые мы всем миром говорим о смертельной болезни, о которой у нас молчат из страха или от бессилия. Тема неохватная: на одном конце ее вектора - клетка, на другом - Бог, а единственным, похожим на правду ответом на вопросы чаще всего оказывается «не знаю». Здесь заболевшие и лечащие в одной команде - «против мешка», против болезни. Герои фильма говорят с нами, не прибегая к утешительным иллюзиям и обычным неловким подбадриваниям. Эти слова оказались последними для автора книги «Антирак», доктора и просветителя Давида Сервана-Шрейбера, отыгравшего у опухоли 20 лет жизни. Для нашего коллеги, моего мужа Льва Бруни, весь отпущенный ему год отбиравшего у болезни ее власть - шаг за шагом. Многие из нас, встретившие рак лицом к лицу, уходят или остаются без любимых, родных, друзей с чувством не только непереносимого горя, но и поражения. Близкие и далекие голоса этого полифонического фильма звучат иначе. Сильно, доблестно и благодарно.

Вероника ХЛЕБНИКОВА БРУНИ

«Победить рак», Катя, что это значит? Победить болезнь или ужас перед болезнью? Победить что?

- Были самые разные варианты, но я понимала, что в названии фильма должно быть слово «рак». Мы исходили из того, что рак - это, как Вторая мировая война, касается каждого, каждой семьи. Куда ни глянь, везде и всегда это повторялось. Мы идем в клинику записывать звук для фильма, а звукорежиссер говорит: «Я лежал там, я помню это». Водитель нас везет, спрашивает, куда мы едем, - а у него там теща. Сколько людей приходили консультироваться, думая, что я уже практически районный онколог. Действительно, это касается всех. Мы думали назвать фильм «Антирак» - так же, как называется книга Давида Сервана-Шрейбера. Основная специфика восприятия рака в России - это рак-проклятие, рак-наказание, рак - неизбежное несчастье, и поэтому здесь двойной смысл: победить и болезнь, и страх перед болезнью. В этом нет ни восклицательного знака, ни вопросительного, ни многоточия. У нас есть точка. «Победить рак». И дальше все три серии - это история очень трудных побед и человеческих, и научных, смысл которых на самом деле сводится к тому, что конец уже виден, я имею в виду хороший, светлый конец, что победа уже видна, осталось чуть-чуть. И вот сколько этого «чуть-чуть» - непонятно. Но понятно, что он уже сдается, потихоньку отступает, осталось победить страх.

И молчание, так похожее на заговор, а на самом деле результат бессилия или желания отгородиться?

- Погрузившись в тему, а сколько я уже живу этим, заговора я, честно говоря, не вижу, наоборот. В автобусе или метро об этом не поговоришь, просто так на работе - не получится. А со мной об этом говорят все. Мне кажется, все только и делают, что говорят о раке. Это действительно такая странная история. Надо договориться, что, если вы произносите слово «рак», это ничего не меняет. Вы просто произносите слово, и вам психологически становится легче. Это то, что делают сейчас в Америке. Последние 10-15 лет в Америке были потрачены сумасшедшие деньги на кампанию против рака груди. И это им дало фантастическую фору перед нами. Самый знаменитый, поразивший меня ролик, а в фильме мы будем рассказывать про эти ролики и даже их покажем, начинается словами: поздравляем с днем рождения, у вас рак». И это меняет вообще все в голове. То есть поставленный диагноз означает возможность начала новой жизни. Вылечится ли человек, выздоровеет ли, сумеет ли купировать болезнь так, чтобы превратить ее в хроническое состояние, но он может переменить свою жизнь на эти оставшиеся дни и годы. Ведь советский страх перед раком, я именно подчеркиваю слово «советский», к сожалению, связан с чудовищной безграмотностью, в том числе и религиозной, наших людей. С одной стороны, с таким нарочитым атеизмом, а с другой стороны, я не помню сейчас, кто это придумал, с тем, что многие наши прихожане - это захожане. То есть те, кто заходит в церковь по большим праздникам, покупает свечи и думает, что свечка гарантирует налаживание каких-то прекрасных отношений с Богом. Я сейчас все это говорю, но в фильме мы намеренно не затрагиваем область веры. И все-таки когда ты ничего не понимаешь про вечную или не вечную жизнь, то больше всего на свете ты боишься конечности собственной жизни. То есть ты живешь здесь и сейчас, и тебе кажется, что твоя жизнь бесконечна. Ребят, привет, смертность на земле - стопроцентная. Умрут все. Вопрос - отношение к этому. Вы думаете про то, что будет после смерти, или про то, как прожить эту жизнь до смерти. Этот вопрос каждый должен для себя решить. Но вот этот страх смерти выражен во всем. В казенных обрядах наших похоронных, жутких и чудовищных. В отношении - «не смотри на покойника». Это связано именно с непониманием того, что будет дальше.

Иными словами, победить рак не означает непременно выжить, скорее - не сломаться перед лицом неизбежного ухода?

- Безусловно, не сломаться, найти возможность жить с этой болезнью. И вот два человека, двое из героев нашего фильма - Давид Серван-Шрейбер и Лев Иванович Бруни по-разному высказывают схожую мысль. Давид Серван-Шрейбер говорит о том, что рак - это всегда перемена, мол, давайте попробуем обратить эту перемену к лучшему. А Лев Бруни говорит о том, что рак - это благословение. Ты как будто получил письмо, и у тебя есть время (которого у многих очень часто не бывает) на то, чтобы проститься, простить, попросить прощения, подержать за руку, наладить отношения, на которые не хватало времени, просто остановиться и подумать, сделать то, чего наша жизнь не позволяет. И вот тут тоже возникает очень важный момент, отраженный в присказке: если смерти, то мгновенной. Так вот, никто из героев фильма, понявших и принявших свою болезнь, никто не говорит о том, что хотел бы мгновенной смерти. Это подвиг. И вот как этот подвиг совершить, мы говорим в этом фильме. Не я говорю, а все эти люди, с которыми мне посчастливилось встретиться, посчастливилось поговорить.

Что именно сделало работу над этим фильмом необходимостью?

- Я очень давно этого хотела. Дело в том, что я это параллельно проходила. Нет, я не болею. Удивительным образом никто из моих близких не болеет в данный момент. А всех тех, кто болел, их не стало, когда я была совсем маленькой и не понимала ничего про этот рак. Я с 2004 года тесно связана с онкологией, поскольку работаю с фондом «Подари жизнь». Это дети. Это дети с онкологическими заболеваниями, и это всегда в 54 раза страшнее, чем у взрослых. И я помню, как умер первый ребенок, которого я очень любила. Я помню, что со мной было тогда и какими вопросами сотрясалась вселенная. За что? По какому праву? Неужели нельзя это оттянуть? Почему дети? Что, черт возьми, случилось? И я помню этот невероятный перелом, который во мне произошел. Я стала интересоваться самой болезнью, вникать в то, что там происходит, как их лечат. Безусловно, все это время я очень плотно общалась с родственниками, которые задавали почти всегда одни и те же вопросы. Я действительно вижу, что каждый онкологический больной проходит одни и те же круги ада, когда он первым делом спрашивает: за что? Почему я? Что со мной будет? Почему мне не с кем об этом поговорить? Почему мне все говорят: я точно знаю, ты выздоровеешь? Зачем? И я видела все это, повторяющееся по кругу, наложенное на полнейшую безграмотность людей относительно болезни. И не только пациентов - у нас огромное количество неквалифицированных врачей. Мне трудно судить об этом, не будучи профессионалом в соответствующей области, но я опираюсь на мнение профессионалов. Ведущие онкологи нашей страны стонут от того, насколько низок квалификационный уровень и в регионах, и в Москве, по районам и округам. Я не могу сделать большую медицинскую энциклопедию рака, даже большой онкологический словарь, но я хотела бы, чтобы этот фильм стал толчком для людей. Чтобы они об этой болезни постарались узнать, многое понять и принять до того, как она явится к ним в дом. А когда она придет, чтобы они не прятались под стол и не умирали от того самого страха, а попытались как-то с ней совладать.

Круг вопросов, связанных с онкологией, неисчерпаем, какой каркас вы для себя наметили, чтобы не утонуть в теме?

- Я не уверена, что мне удалось эти ограничения поставить. Мне кажется, что мы утонули. Потому что, да, мы в это погрузились. Например, сейчас, когда мы разговариваем, у нас еще идет монтаж. То есть мы еще пытаемся разложить все это на три серии: жизнь до рака, рак и жизнь после рака. Причем я настаиваю на том, что жизнь после рака существует. Но вот, пытаясь как-то выгрести к берегу, мы разделили все вопросы по темам и опросили людей. В фильме участвовало больше десяти профессоров и академиков разного уровня, докторов наук, нобелевских лауреатов. И, знаете, не все их ответы совпадают. Даже у них, у светил, нет согласия в том, что такое рак, откуда он, как его победить.

Катя, что изменилось для вас по окончании работы? С чем вы оттуда вышли? Или вы еще там?

- Я пока внутри и понимаю, что у меня есть еще вопросы к раку. У меня есть ощущение, что я еще хочу и могу об этом говорить. Да, кстати, я давала всем героям читать сценарий и хочу подчеркнуть, что этот фильм снят не в современной стилистике, когда обо всем понемногу и желательно про постель. Если вы хотите увидеть в этом фильме нечто желтое, связанное с драмами, страстями и постельным бельем, смотрите другой канал и другой фильм в этот момент. Это серьезный разговор. И все герои этого фильма читали сценарий, они все подписываются под словами, которые прозвучат. Когда Людмила Улицкая прочла сценарий, она сказала: «Катя, нужно делать десять серий». Все материалы остаются. Возможно, потом будет книга. Возможно, сериал. Не знаю. Все очень сильно зависит от того, как это посмотрят люди и какая будет реакция.

 Вы пытались держать эмоциональную дистанцию? И удавалось ли это?

- Нет, держать дистанцию невозможно. Тут, как ни странно, в самом деле как на войне. Я вот была несколько раз в зоне боевых действий. В какой-то момент ты считаешь, что ты не с теми и не с теми. В какой-то момент ты принимаешь их точку зрения. Когда ты в зоне боевого конфликта, ты сочувствуешь и врачам, и пациентам, и их близким. Это одна война, и мы все в ней участвуем, просто с разных флангов подходим. Не удалось никакой дистанции мне удержать. Со всеми мы передружились, со всеми вместе плакали, вместе радовались надеждам и перспективам. Взять хотя бы историю про раковую клетку. В фильме очень сильный образ придуман профессором Гудковым, автором, я надеюсь, одного из революционных лекарственных аппаратов, который появится. Это «совесть» клетки. Возникновение рака сравнимо с возникновением преступности. Механизм появления опухоли устроен так же: сначала по мелочи, а потом покатился по наклонной. Вот эта воровская малина - это и есть злокачественная опухоль, клетки, потерявшие совесть. Бессмертные за счет смертной плоти, в которой развились.

В фильме много таких образов - клеточная совесть, генетический абсурд, метастазы невежества. Такой философский, «думающий» подход к болезни тоже ведь как-то ослабляет ужас перед ней?

- Безусловно. Но у меня была попроще задача. Мне нужно было объяснить зрителям очень сложные вещи очень простым языком. Чтобы люди поняли какие-то механизмы того, как действует рак. Мы очень спорили с коллегами, надо ли это делать, потому что большинство настаивало на том, чтобы рассказать истории людей и точка. Я говорю, нет, ребят, подождите. Люди не знают, откуда берется рак.

Ведь первый вопрос - что это такое? Ответить на него упрощенно не получится. Нужно рассказывать про ген P53, про теломеры - это такие песочные часы на кончиках хромосом, которые отмеряют время жизни клетки до смерти и которые раковая клетка научилась подкручивать... Только тогда возникнет целостная картина. Но чтобы это рассказать, я долго билась над всякими ассоциациями. Последняя вчера ночью на монтаже посетила. Монтажер не снимал фильм с нами, но у него болеет родственница. И он меня спрашивает, а как ты объяснишь, что такое метастазы? И я задумалась. Ну вот есть Римская империя, а есть колонии. Так вот метастазы - это колонии. Кстати, в американской медицинской традиции доктора все время публично выступают, в том числе перед неподготовленной аудиторией. В отличие от наших врачей они, а в их числе и наши бывшие соотечественники, умеют рассказывать сложные вещи простым языком. Мы пока - нет.

Катя, с какой статистикой вы столкнулись?

- Я не знаю, насколько эта статистика достоверна. Дело в том, что учитывается первичный онкологический диагноз. То есть диагноз, поставленный терапевтом. А по официальной статистике, в России около трех миллионов онкологических больных. Полагаю, это не совсем так.

Допустим, пациенту в районном учреждении поставили диагноз - язва желудка. Человек перепроверил его в платной клинике и с уточненным диагнозом приехал в онкоцентр, где ему подтвердили онкологический диагноз. Так вот этот диагноз не учтен. Или человек, диагностированный как язвенник, пришел домой, загоревал и умер. Никто не узнает, что у него был рак. Спорить с официальной статистикой Минздравсоцразвития, сами понимаете, довольно трудно, поэтому я сейчас очень аккуратно скажу, что мне эта цифра представляется большей. Как минимум, потому что на Каширке, а это самый большой онкологический город в стране, ежедневно восемь тысяч пациентов. Только в одном центре. В мире же известно, что каждые 30 секунд кто-то заболевает раком.

Вы затрагиваете в фильме тему безобразной организации онкологической помощи в нашем государстве?

- Нет. Это заведомо пораженческая позиция. У меня была в сценарии задумка, как это показать, но понимаете, тогда получился бы совсем другой фильм. Более того, многие люди, читавшие сценарий, говорили: «Послушай, ну а чего ты простыми словами не скажешь: люди, у нас все плохо». Я говорю: «Ребят, как вы себе это представляете? Я рассказываю про рак и добавляю, что вообще-то он лечится, но только у нас с этим трудно?» Поэтому я в ущерб всяким своим журналистским идеям эту тему из фильма изъяла. Только очень коротко про обезболивание, необходимое онкологическим больным. Но сам механизм получения онкологической помощи в России, извините, ясен примерно так же, как происхождение рака. То есть неясен вообще. И вот мы в фильме рассказываем, наверное, впервые в федеральном эфире, пошагово и подробно: как получить квоту. Слушайте, про ген P53 рассказать проще…

Ну да, по амплитуде эмоций это все равно что перенестись из Тихого океана в Северный Ледовитый.

- Да. Поэтому я не стала это трогать. Но мы не могли не показать, как эта помощь организована за границей. Потому что нужно к чему-то стремиться.

Как собирались истории людей в фильме?

- Я была против раскрученных звездных историй, потому что очень не хотела пиара на раке. При всем уважении есть фигуры в российском истеблишменте, которые сделали свои болезни частью шоу. В фильме говорят люди, которые прежде не рассказывали об этом публично. Это Людмила Улицкая, Михаил Горбачев, Лайма Вайкуле, Эммануил Виторган…

Произошло во время съемок странное и удивительное совпадение. В день рождения Льва Бруни я позвонила поздравить его, и он, не знавший о том, чем я сейчас занимаюсь, говорит: «Катюша, а вам не хочется совместить деятельность в фонде с журналистикой и снять чего-нибудь про рак?» - «Лев Иванович, я вообщето уже снимаю». И вот так в этом фильме, скажу честно, совершенно против моей воли появился еще один герой. Против, потому что, во-первых, снимать друзей тяжело. Это невозможно. Это отдельные переживания. Во-вторых, тяжелейшее испытание снимать близких людей в связи с болезнью и смертью, а Лев Иванович хотел говорить именно об этом, и это было именно его предложение. С другой стороны, для меня это стало невероятным, очень глубоким опытом, жизненным и философским.

Однажды в юности я смотрела цикл ВВС «Жизнь человека». И, в частности, фильм «Смерть человека». Там была история про одного немецкого дядечку, который приехал в Англию, и ему сказали, что ему осталось жить три месяца. ВВС заключило с ним контракт, что они эти три месяца снимают его до последнего вздоха. И я, помню, хохотала, что дядька назло им прожил три года, и продюсеры были вынуждены его снимать и на том разозлились и разорились. Я еще подумала: надо же, какая журналистская удача, что они могут снять интервью с вменяемым человеком на такую непростую тему. И после этого звонка я подумала: бойтесь своих желаний. Потому что наши несколько бесед со Львом Бруни стали для него письмом в будущее, письмом туда, где его не будет. Вещи, которые рассказывал Лев Иванович, они чрезвычайно важны не только с точки зрения отношения к раку, но и с точки зрения осмысления человеческого бытия, нашего существования на этой земле.

Со стороны науки мы обратились к заведомо авторитетным врачам, светилам с просьбой порекомендовать самые важные открытия, исследования, направления в онкологической области. Здесь мы опирались на выбор врачей во многом. Поэтому это даже не совсем мой выбор. Самый главный человек, который сейчас на пороге регистрации нового препарата, - это Андрей Гудков. Мы его записали и пошли дальше. Через три месяца я записываю интервью с Анатолием Чубайсом, поскольку РОСНАНО вкладывает большие деньги в фармацевтическую отрасль, и спрашиваю, кого он считает наиболее перспективным исследователем. Он называет некую фамилию и добавляет: и, безусловно, Андрей Гудков из Баффало. Я, честно говоря, очень обрадовалась, потому что наш выбор по крайней мере подтвержден выбором еще 15 тысяч советников Чубайса. Кроме того, мы рассказываем про такое важное открытие, как предел деления клетки, сделанное Леонардом Хейфликом. Показываем фрагмент нобелевской лекции Элизабет Блекберн в области рака, крестной матери теломер - тех часиков, помните, которые отмеряют жизнь клетки, а у раковых клеток они сбиты. То есть это совершенно неоспоримые авторитеты.

Но именно доктор Давид Серван-Шрейбер и его система «Антирак» сделали очевидным то, что рак - заболевание с высочайшим коэффициентом самостоятельности. Ведь во всех других случаях работают или не работают таблетки, врачи, организм, а здесь очень многое зависит от образа мысли заболевшего человека. Вам удалось встретиться?

- Нет, мы не успели. Мы говорили с его братом, мамой и с его сыном. Мы отправили запрос на интервью в июне прошлого года, а в августе его не стало. Но у нас есть его большое последнее интервью и рассказы близких о том, как он боролся.

Были те, кто наотрез отказался разговаривать? Чувствовали ли вы сопротивление со стороны медиков, пациентов?

- Нет, таких не было. Были два отказа, связанных с коммерческой тайной. То есть сейчас на выходе два очень важных препарата, которые на самом деле покончат с двумя типами смертельного рака - раком крови и одним из видов саркомы. Эти препараты буквально уже на пороге, и производители отказались. Мне очень жаль, потому что очень хотелось рассказать людям, какие у нас перспективы.

К чему вы оказались не готовы и в хорошем, и в плохом смысле?

- К тому, что это чем дальше в лес, тем больше дров. Чем глубже погружаешься, тем больше информации хочется рассказать. Я думала, что это будут простые и ясные истории. К сожалению или к счастью, фильм мультижанровый - там есть и наука, и драма, и документалистика.

Мы называем это «проект». Документально-социальный проект. Как назвать фильм в анонсах? Ну если встать на табуретку и возгордиться, то можно назвать «уникальный проект». Но это проект.

Какие онкологические мифы рассеялись у вас в процессе работы и должны бы развеяться у зрителя?

- Радиация не связана с раком. Все остальное связано. Есть грязные профессии, совершенно очевидно ведущие к тем или иным онкологическим заболеваниям. В нашей стране их целые города, где жить - опасно для жизни. В нашей стране, если ты очень поборешься, то можешь и выиграть. Это действительно вопрос личного участия в своей болезни: ходить, стучать кулаком, требовать внимания, лечения, квоты, лекарства. Безусловно, это отнимает силы, которые могли бы быть направлены на борьбу с болезнью. И все-таки развеялся основной мой миф, что рак - это фатально. Медицина сделала сегодня фантастический шаг вперед. Поскольку я тестировала сценарий и рассылала его разным людям, один из респондентов спросил-упрекнул: «Зачем же вы врете, что рак излечим? Когда мне было 23 года, моя мама умерла от рака груди - в первой стадии, и ничего нельзя было сделать, а вы врете». Но этому человеку было 23 года уже 20 лет тому назад. А сейчас 95% женщин с раком груди в первой стадии излечимы. Я сама этого, честно говоря, не знала. Я не знала, что медицина так далеко продвинулась. Я не знала, что существуют препараты, которые кардинально переменили ход многих онкологических заболеваний. Но самое важное - это понимание, что рак - это не одна болезнь. Это множество разнообразнейших болезней, объединенных общим названием, в силу того что они более-менее схоже развиваются. То есть рак - это опухоль, склонная к метастазированию, как в учебниках написано. Но все раки разные. У всех раков разные прогнозы и у всех раков разная степень изученности, а вследствие этого - излечимости. Но механизм уже найден. Он найден на препарате Гливек, который борется с лейкозом. Когда ученые понимают, какой ген ломается, они понимают, как его починить, и под это уже создается препарат. Вот этот механизм и будет работать в ближайшие десять лет. Ученые будут искать не какое-нибудь химиотерапевтическое средство. Нет, идут разработки вакцины от рака. Они будут индивидуальные - для каждого конкретного человека. Это технологии точечно воздействующих препаратов.

И тут светлый путь нам перекрывает одна, во всем цивилизованном мире позабытая проблема - недостижимость в нашей стране массовой диагностики на ранней стадии болезни.

- Да, если в стране один онколог на 70 тысяч человек, ни о какой диагностике речи не идет. Но тот же Чубайс строит сейчас диагностический центр под Ярославлем. В мире существуют программы развития онкогенетической диагностики. Одна из героинь нашего фильма ездила на конференцию во Флоренцию, 44 из 45 докладов были на эту тему. Сейчас это чрезвычайно дорого. Но, я думаю, лет через пять это будет в районных поликлиниках.

 Каковы главные правила для тех, кто решился победить?

- Поговорить об этом со всеми, с кем сможете. Поговорите, и пусть слова, которые вы скажете или скажут вам, будут теми маленькими ступеньками. Ничего не бойтесь. Не бойтесь спрашивать, не бойтесь требовать, не бойтесь участвовать в клинических испытаниях. Узнайте про свой рак все, что можете, и все, что не можете. Узнайте, изучите и не бойтесь задавать врачу вопросы. Потому что вы имеете право знать. Вот это «вы имеете право» - это ключевое правило. И еще я хочу добавить от себя, не для тех, кто уже вступил, а для тех, кто еще не вступил в борьбу: мы все на этом пороге стоим. Ничто не дает гарантию от рака, ничто. Ни святая жизнь, ни наличие маленьких детей, ни любые обстоятельства жизни. Пожалуйста, любите себя.

Пожалуйста, ходите к врачам. Пожалуйста, раз в полгода обследуйтесь. Это важно. Вы же смотрите по сторонам, когда переходите дорогу? Точно так же, если вы хотите перейти дорогу раку - сдайте анализы. И вы будете сильно загодя знать о том, что он к вам собирается.

Если на это нужно потратить деньги - потратьте их, чем тратить деньги на новый мобильный телефон, по которому потом будете разговаривать из больницы.

Значит, не безнадега?

- Нет, не безнадега. В фильме есть многое, что отчасти безнадежно по отношению к нашей системе здравоохранения. Но она такая, какая есть. Поэтому мы должны научиться с ней бороться, с ней жить и заставлять ее делать все то, что нам надо.

Знаете, не успев пообщаться с Давидом Серван-Шрейбером, мы тем не менее получили уникальную возможность первыми прочесть рукопись, которую он писал до последнего дня своей жизни. Дело в том, что он сам принял решение переехать из хосписа домой. Ему оставалось четыре недели. Эти недели он безостановочно диктовал эту книгу братьям, и братья менялись по кругу, а потом, когда у него уже не было голоса, он ее правил рукой. Это книга об умении проститься с близкими. Это очень важное умение. Из-за того, что мы не умеем разговаривать друг с другом и со своими близкими в том числе, мы не умеем проститься, не умеем им все сказать, дать какие-то поручения на будущее, обнадежить, сказать, как жить дальше без них. Эта книга об этом, о том, как взрослый человек, уходящий из жизни, прощается со своим 14-летним сыном. И я разговаривала с этим сыном, Сашей.

У него нет ощущения безнадежной роковой потери. У него нет ощущения того, что он не договорил своему папе, как он его любит. Вот меня в детстве обманули, и, когда умирала моя бабушка, мне не позволили приехать, не говорили, что она умирает. Когда умирал мой дедушка, я была еще меньше, и мне сказали, что дедушка сейчас уедет в санаторий. И о его смерти я узнала через какое-то время. Это тяжелейшая травма моей жизни. В отличие от меня уход папы для Саши - это, безусловно, потеря, но это потеря, укрытая одеялом такой нежности, любви и понимания, что оно будет согревать его всю жизнь. И вот это про то, как это одеяло сплести и как укрыть им близких. Это удивительная книга. По-французски она называется On peut se dire au revoir plusieurs fois, что можно перевести как «Мы можем попрощаться еще», в английском переводе - Not the Last Goodbye. Я очень надеюсь, что она вскоре будет переведена на русский язык._

Досье:

Катерина Гордеева родилась 23 марта 1977 года в Ростове-на-Дону. Начинала корреспондентом ростовского еженедельника «Город N», автором программы «МАРТ» телеканала Дон-ТР. В 1995 году перебралась в Москву, где работала в программах «Взгляд», «Тема», авторской программе «Родом из детства» (НТВ, ТВЦ). С 1998 года специальный корреспондент еженедельной программы «День седьмой» (ТВЦ). Потом довелось поработать почти на всех телеканалах отечественного ТВ и нескольких иностранных, но в 2003-м после развала ТВ6 пришла на НТВ, где и осталась. Автор фильмов «Жизнь взаймы», «Мы не овощи», «Уходя гасите свет», «Поколение Ноль», «Рублевские жены», «А дальше - тишина», «Найти крайнего», «Запертые в своем теле» и других. Лауреат премий «Сталкер», «Сделать шаг», Союза журналистов России, фестиваля «Профессия - журналист» и других. Окончила годовые курсы литературоведения для иностранцев в Сорбонне, школу Леонардо да Винчи по специальности «искусствоведение», выпускница журфака МГУ, аспирант кафедры социологии РГГУ. Является попечителем благотворительного фонда «Подари жизнь». Воспитывает двоих детей.