Клуб выпускников МГУ: Беломорская закалка

Учебная биостанция МГУ на берегу Белого моря работает без малого 75 лет. Она знавала разные времена, но тяжелее всего пришлось в 90-е годы и, как это ни странно, позднее. Когда жизнь в целом в стране стала лучше, маленькая биостанция за полярным кругом едва сводила концы с концами, выживая за счёт энтузиазма сотрудников, стройотрядов и бывших выпускников. Только с приходом в 2005 году нового директора Александра Цетлина ситуация начала понемногу выправляться.

Вскоре на биостанции опробовали новую для себя образовательную форму - международную научную школу. Понравилось. С тех пор каждый сентябрь на холодное побережье Кандалакшского залива съезжаются молодые биологи со всего мира, чтобы поработать с уникальной морской фауной и перенять опыт у ведущих учёных. Корреспондент STRF.ru встретилась с директором во время нынешней научной школы, посвящённой сравнительной нейробиологии и физиологии морских животных, и спросила его о будущем биостанции.

Морские рейсы для отбора проб, вылова морских животных, наблюдений составляют основу работы биостанции. Александр Цетлин (в центре)

Справка STRF.ru:
Александр Борисович Цетлин окончил в 1971 году физико-математическую школу № 2 в Москве, затем кафедру зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ. Доктор биологических наук, профессор. Научные интересы связаны с морфологией, эволюцией, таксономией и биологией многощетинковых червей. Занимается историей традиционного природопользования на побережье северных морей России и Белого моря. Долгие годы руководил работой водолазной группы на станции. По материалам сайта ББС МГУ

- Морские биостанции стали появляться одновременно в разных странах, в том числе у нас, в середине позапрошлого века, и сейчас их довольно много. Кстати, биостанция на Соловецких островах, которую основали при Санкт-Петербургском обществе естествоиспытателей в 1881 году, была одной из первых. Биостанции объединены в разные ассоциации: есть своё объединение в Европе, США, Японии. Есть Всемирная ассоциация биостанций. Наша - по количеству студентов, которые проходят здесь практику, по оборудованию, изученности окружающей природы входит в двадцатку лучших в Европе. Их продолжают строить: в Австралии два десятка биостанций, в Европе около 60, в Америке сотня есть, в Японии, по-моему, две или три сотни. Это говорит об интересе к морю. Биостанции в основном принадлежат университетам, а в странах, где развито прибрежное хозяйство, это ещё и центры прикладной науки.

Биостанции - это лаборатории в природе, где студенты изучают огромное разнообразие морской жизни, получают первый опыт постановки экспериментов и наблюдений. Есть морские центры, чьи курсы идут десятилетиями и признаны международным сообществом. Такова, например, Friday Harbor Marine Lab - биостанция университета Сиэтла в США, где проходит знаменитая школа по сравнительный эмбриологии, о которой говорят: «Да, этот курс формирует мировоззрение». Когда мы думали, как организовать работу нашей биостанции - а это, замечу, единственный морской центр Московского университета, причём арктический, - было понятно, что она не должна служить только для зоологов и ботаников. Здесь проходят практику студенты пяти факультетов. И мы хотим показать биологам, как работают морские геологи, что они видят в своих компьютерах, как сложно интерпретировать их данные и как их данные могут пригодиться. Междисциплинарность морского центра очень важна.

Другое выбранное нами направление - международные школы. Почему? Помимо работы со студентами младших курсов, которые только знакомятся с наукой, биостанция служит местом работы для старшекурсников и аспирантов - тех, кого мы называем молодыми учёными. Важно, чтобы мы могли предложить им обучение на мировом уровне. Не потому, что это какой-то особенный уровень, а потому, что наука либо есть, либо её нет. Не бывает науки на советском, российском или каком-то местном уровне. Если она есть, то она на мировом уровне. И единственный известный мне способ организовать такое обучение - международная научная школа. Конечно, собрать студентов и пригласить выдающихся лекторов можно и в Москве, но собрать будущих специалистов по какой-то группе животных и научить их работать с этими животными, научить их анатомии и разнообразию мы можем только здесь, на Белом море, потому что здесь есть требуемые живые животные. Вот так возникла идея наших международных школ. Мы опираемся на группу заинтересованных профессоров университета, которые приглашают зарубежных коллег, вырабатывают программу. Дальше мы оповещаем о школе, студенты посылают нам автобиографии, краткие сочинения на две странички, почему они хотели бы принять участие. Профессора коллегиально выбирают участников. Например, в прошлом году на школу по многощетинковым червям - это моя тема - было три заявления на место. Пришлось мучиться и выбирать студентов. Потом пришло много заявок от учёных. Никому не хотелось отказывать, и в итоге у нас даже появились «вольнослушатели».

Нынешняя школа завязана на конфокальный микроскоп (оптический прибор, дающий контрастные объёмные изображения внутреннего строения объекта. - STRF.ru). Даже в круглосуточном режиме больше 12 человек работать на нём не смогут, поэтому количество участников ограничено.

Я считаю, что мы нашли инструмент для того, чтобы предлагать заинтересованным молодым учёным образовательный продукт мирового уровня. Продукт штучный, рассчитанный на небольшое количество потребителей. Тем не менее, это очень важная сторона жизни нашей биостанции.

Участники приезжают на занятия школы за свой счёт или у вас есть тревел-гранты?

- Дело в том, что не сотрудникам Московского университета мы оплатить билет не можем. Так устроено законодательство. Есть обходные пути, но это мало поможет в нашем случае. Участники сюда едут за свой счёт потому, что в течение двух недель они могут и даже обязаны общаться с ведущими профессорами в своей области. Они могут лично познакомиться с тем профессором, у которого они хотели бы дальше работать и учиться.

- В следующем году грядёт 75-летний юбилей биостанции, в сентябре мы устроим конференцию. А в 2014 году вероятнее всего организуем научную школу по мейобентосу. Это морские животные размером меньше полумиллиметра, для их изучения требуются специальные методы. Эту школу можно будет провести, только если купить специальные центрифуги.

- Ну конечно! Оборудование нужно всегда. Понятно, что когда выбирали место для биостанции - это же удалённый изолированный посёлок, ни о чём таком не думали. Но особенность современных научных технологий заключается в том, что они требуют регулярных денежных вложений. Биостанция - это дорогой проект Московского университета. Один день человека, живущего на биостанции, стоит 2000 рублей. Кроме того, надо вкладывать миллионы, чтобы обновлять инфраструктуру.

Надо понимать, что наше оборудование через 3-4 года должно быть заменено на новое. Во-первых, потому что его ресурс будет израсходован. Во-вторых, потому что оно начнёт морально стареть. Вот это моральное устаревание оборудования, использованного в учебном процессе, очень чувствительно. Потому что бессмысленно учить студентов на том оборудовании, которое стремительно уходит из употребления. Например, секвенаторы, real-time ПЦР. Эта область развивается так быстро, что через 5 лет нынешнее оборудование будет вызывать недоумение.

И конфокальный микроскоп нужно будет менять?

- Конечно же! Его физическая основа - оптика, я надеюсь, может работать долго, но лазеры будут выходить из строя, изобретут новые лазеры, программное обеспечение будет меняться, а это большая часть стоимости прибора. Кажется, что неважно, но как только вы перестанете его обновлять, получаются ужасные неудобства. У нас есть очень хороший микроскоп фирмы Leica Microsystems. Но представительство производителя в России закрыто, и мы не можем обновить программное обеспечение, оплаченное 5 лет назад. Титанические усилия прилагаем к тому, чтобы микроскоп работал.

Получается, чтобы продолжать стандартный учебный процесс и развивать новые образовательные формы, нужно серьёзно вкладываться. Какие источники средств вам доступны?

- Когда мы проводили первую школу по молекулярной биологии и зоологии, РФФИ нам выделил очень хороший грант. К несчастью, у фонда меняется политика, она становится менее внятной, их гранты уменьшились в несколько раз. Сейчас мы сотрудничаем с «Династией», которая нам очень помогает. Деньги по федеральным целевым программам Министерства образования и науки нам неудобны по разным причинам. Международные гранты в области морской биологии очень невелики. И все гранты на проведение школ не предусматривают приобретение дорогого оборудования. В общем-то, единственный источник действительно больших средств - это университет. Проблема, однако, в том, что университет так и не научился развивать проекты, которые связаны с несколькими факультетами. Ресурсов одного биологического факультета не хватает, да и не должны они расходоваться на обеспечение полевых факультетов. А у нас учатся и студенты факультета биоинженерии и биоинформатики, и геологи, и метеорологи. Механизмов перераспределения средств между факультетами очень мало, и те не работают.

Учёные здесь на биостанции не любят отвечать на этот вопрос, но я всё равно спрошу: по каким «горячим темам» вы ведёте исследования, которые в будущем могут пригодиться обществу?

- Я думаю, в целом всё, чем мы занимаемся, без исключения перспективно. Что-то могу выделить отдельно. Например, у нас есть маленькая группа, состоящая из трёх молодых женщин, которая занимается морской микологией. О морских грибах неизвестно почти ничего. Они, тем не менее, обнаруживаются в самых различных морских биотопах и часто являются симбионтами морских водорослей. Всего 2-3 группы в мире их изучают. Я думаю, это очень перспективно, если как-то наладить процесс извлечения биологически активных веществ из этих живых существ. Но это очень далёкое будущее, сначала их нужно изучить.

Когда-нибудь сработают методы картирования и мониторинга морских экосистем. Мы работаем над ними вместе с геологическим факультетом, кафедрой геофизики. Наша задача состоит в том, чтобы сделать процесс картирования донных сообществ на порядок более достоверным. Геофизические приборы дают трёхмерную карту дна, и дальше на ней можно выделить однородные участки. А мы можем эти выделенные участки заверить пробами, взятыми со дна. В итоге мы создадим алгоритм, который позволяет, в сущности, не брать проб, а только по сигналу гидролокатора определить разные донные сообщества. Это хорошая наука, но её результаты не востребованы. Мониторинг морских экосистем нужен везде, где производится инженерная работа или добыча ресурсов в море.

У нас есть интересный продукт - «База данных "Биота Белого моря"». Это будет ГИС, куда мы соберём все данные, накопленные за полвека. Я три года убеждал учёных, что дело не в авторских правах, а в том, чтобы найти кого-то, кто согласился бы использовать эти данные. Иначе они просто лежат.

И третье направление, которое развивается силами нашей молодёжи, - это использование материалов, производимых беспозвоночными животными. Мария Мардашова пытается выделять белки из слизи, которую производят ракообразные, и расшифровывать их структуру. Они из этой быстро застывающей слизи строят палочки, домики. Ими как раз наш дипломник Николай Неретин занимается. Выяснилось, что морское дно покрыто палочками, на квадратный метр их бывает несколько тысяч. В каждой палочке живёт семья маленьких рачков, которые её строят. Рачки всё время возят по этой палочке лапками, из которых, как у пауков, течёт слизь. Этот материал очень перспективен. Наша будущая аспирантка Татьяна Щербакова изучает конструкцию трубок, которые кольчатые черви строят в толще грунта. Мы плохо представляем, как устроены эти трубки. Их подчас десятки тысяч на квадратный метр, они могут ветвиться, образовывая сложную систему ходов в грунте.

- Это самый болезненный вопрос. Вот идёт человек вечером по биостанции и видит, что окна светятся, студенты работают. Кажется, что ещё надо? Много чего. Инфраструктура биостанции ветхая. Нам нужна новая система канализации и очистных сооружений. Будучи отдельным посёлком, мы обязаны иметь систему водоподготовки. Нам не хватает лабораторных помещений. Все работают друг у друга на головах, по 4-5 человек в одной небольшой лаборатории. Не хватает мало-мальски обитаемого жилья. Здесь в этом плане всё очень архаично. Ветшают не только жильё и лаборатории, но и системы жизнеобеспечения, пожарной безопасности. А транспорт? Это очень больная тема, потому что у нас зимний и межсезонный транспорт не очень налажен. Есть периоды в декабре и конце апреля - мае, когда только пешком можно как-то отсюда выбраться, проваливаясь в снег или в высоких сапогах ковыляя по болоту. Или, например, пирс в Пояконде, откуда к нам все приезжают (обычно на биостанцию попадают морем. - STRF.ru). Он старый, а ведь мы должны держать его в порядке. Но это всё технические вопросы, а дальше начинаются вопросы перспективного развития станции. И мы их, в общем, решаем, исходя из того, что нам кажется разумным, потому что у университета на данный момент перспективного плана развития биостанции, как морского арктического центра МГУ, нет. И всё-таки я надеюсь, что мы будем способны поддерживать биостанцию в состоянии университетского центра общего пользования для стационарных, и не только, биологических исследований здесь, на Севере.