Одна в зазеркалье
Русской актрисе нужно, по-видимому, пройти особое, монастырское послушание нетеатра, чтобы впустить в себя запредельные миры, отразиться в зеркалах тайны, увидеть в себе Двойника, услышать в венах пульсацию мысли, постичь природу маски, отрешиться от житейского, в быте расслышать поступь Бытия.
Алла Демидова, с детства носившая в себе театр, в профессиональное сообщество была допущена не сразу. Провалившись на экзаменах в Щукинское училище из-за плохой дикции, она смиренно поступила на экономический факультет МГУ, начала писать диссертацию и вести семинар по политэкономии на философском факультете. Но тайное ее актерство привело ее в Студенческий театр МГУ, потом в студию при Театре им. Ленинского комсомола, откуда она была изгнана за профнепригодность. Уже совсем неюной она вновь отправилась в Щукинское училище и была принята, став студенткой того самого курса Анны Орочко, дипломный спектакль которого "Добрый человек из Сезуана" ознаменовал начало "таганской эры" в советском театре.
С каждым годом становилось все ясней, что ее мнимая профнепригодность была пригодностью, призванностью к иному театру, иным эстетическим ценностям. Встретившись в спектакле Любимова с отголосками восточных практик, она, еще не осознав это, уже шла навстречу той древней символической традиции, в которой царит Маска. Не случайно ей так нравится рассказывать о подготовительном ритуале в японском театре. Но когда актер перед выходом смотрится в разные зеркала, чтобы из множества отражений собрать единый образ.
Трудно представить сегодня, но одной из вершин ее театральной таганской судьбы стала роль Василисы Мелентьевны в спектакле "Деревянные кони" по прозе Федора Абрамова. Демидова играла деревенскую старуху в телогрейке. В моей памяти остался лишь символ тишины, умирания, существования в двух мирах, на пороге иного. Сосредоточенность в себе, в незримых видениях и голосах, непричастность тому, что здесь.
Оттого ей сразу доверили играть Поэта, и она сыграла его в фильме об Ольге Бергольц "Дневные звезды". Поэтическую, культурную вселенную России она сыграла и в спектакле Анатолия Эфроса "Вишневый сад". Дама декаданса с длинной пахитоской и изломанной пластикой, она носила свой вишневый сад в себе - как символ своей духовной родины, утраченной навсегда и навсегда ей принадлежащей. Ощущение особого аристократизма в ее игре возникало от той дистанции между чувством и его выражением, которая так трудно дается русским актерам вообще.
Отсюда же шло и обвинение ее в рациональной холодности: душевная жизнь ее героинь сразу обретала статус духовной жизни. Они могли воспламеняться, как спички от одной лишь мысли. Так, воспламененная мыслью, жила ее Мария Спиридонова в фильме "Шестое июля". Ее Маша в "Трех сестрах" Любимова-Погребничко говорила о том, что человек должен быть верующим или искать веры с такой силой убежденности, что заражала ею целое поколение зрителей Таганки, нежданно из политического формата переселенных в пространство экзистенциальное, метафизическое.
Потому к концу 70-х годов в ней уже вызревал образ другого, отличного от Таганки, театра, живущего на грани миров. Потому она начала репетировать с Высоцким пьесу Теннесси Уильямса "Игра на двоих", а вскоре создала собственный театр без стен - театр "А". Там она и сыграла Федру - трагическую героиню Расина, преломленную через цветаевскую поэзию в постановке Романа Виктюка."Неразделенность страсти", как назвал ее внутреннюю тему критик Михаил Брашинский, роднила ее героинь с лирической героиней Цветаевой. Голос, соединенный с жестом, обретал качество иконы. Иконы ХХ века - сдержанного страдания. Путь, который привел ее к мистериальному театру Анатолия Васильева, у которого она сыграла пушкинскую Донну Анну, к работе с греческим режиссером Теодором Терзопулосом и Робертом Уилсоном.
Железная художественная логика ее судьбы слышна в каждом ее творческом жесте. Поэзия Серебряного века, которую она читает в своих грандиозных авторских программах, книги о тайнах ремесла и искусства, о зазеркалье - часть огромного и так и не воплощенного до конца явления, имя которому - Алла Демидова.