Клуб выпускников МГУ (Московский Государственный Университет) | |
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ - БОЛЕЛЬЩИК
В Вологде прошла международная научная конференция «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и советской истории». Это уже седьмая по счёту конференция. Организатором новой встречи исследователей Шаламова выступили редакция созданного в 2008 году литературного сайта shalamov.ru, Московская Высшая школа социальных наук, «Мемориал» и РГАЛИ. Участвовали представители России, Германии, Франции, США, Великобритании, Швеции, Польши, Словении, Чехии, Австралии. Конференция была посвящена памяти И.П. Сиротинской - ближайшего друга В.Т. Шаламова, хранительницы и публикатора литературного наследия писателя. Одним из основных событий конференции стало выступление академика РАН Вяч. Вс. Иванова. Он был лично знаком с Шаламовым и поделился своими мыслями о значении его творчества - не только прозаического, но и поэтического, которое, на взгляд учёного, до сих пор недооценено. Великий писатель с трагической судьбой - двадцать лет в лагерях! - мог быть ещё и спортивным болельщиком? Как ни парадоксально - да. Мальчишкой в родной Вологде он сам гонял в футбол, играл за школьную команду. Это было в начале 1920-х годов. В автобиографическую книгу «Четвёртая Вологда» писатель включил отзыв отца-священника об этом своём увлечении. Оно было совершенно непонятно отцу, человеку духовного звания, выросшему в XIX веке: «- Смотрел я эту новую игру. Бегаете в поту, в пыли, в грязи. Что за интерес? Пойди к матери и дров наколи! Но отучить меня от футбола отцу не удалось». Тогда же Варлам Шаламов увлёкся шахматами, регулярно посещал занятия городского шахматного клуба в гостинице «Золотой якорь». Обе страсти сохранились и укрепились, когда Шаламов уехал в Москву и стал студентом МГУ. Его жизнь в столице в 1924-1929 годах, до первого ареста, была необычайно насыщенной и делилась главным образом, как он писал, между литературой и общественными сражениями. И всё же иногда страсть к спорту, страсть болельщика перевешивала всё остальное. В 1925 году он присутствовал на знаменитом шахматном турнире с участием Х.Р. Капабланки. Об этом, с интересными подробностями, Шаламов вспоминал даже в дневнике 1970-х годов: «Пятьдесят лет назад я посетил московский шахматный турнир международный. Первая партия Ласкер - Капабланка игралась в тогдашнем ресторане «Метрополь». Толпу, собравшуюся у подъезда, охраняла милиция конная. Милиционеры кричали: «Ничья! Ничья!» Но и толпа была невелика - человек триста - не больше. Все остальные партии турнира игрались не в этом помещении и никаких толп болельщиков не собирали. Шахматный турнир шёл в клубе Совнаркома, в соседнем подъезде, где сейчас кассы аэрофлота. Человек сто ходило на этот турнир...» Шаламов подчёркивал, что всеобщим любимцем был Капабланка, которого болельщики называли просто «Капа». Три года пребывания в уральских лагерях за распространение «Завещания Ленина» отрезали Шаламова от всех разносторонних увлечений. Но вернувшись в Москву в 1932 году и работая журналистом, он старается не пропускать важнейших спортивных событий. Иногда пишет репортажи, а иногда и очерки. В журнале «За промышленные кадры», в «Вечерней Москве» публикуются его большие очерки «64 поля», «Перед спартакиадой» и другие. Самый поразительный факт: будучи вторично арестован в 1937 году и находясь в Бутырской тюрьме, Шаламов старается следить за главным футбольным событием лета этого года: турне сборной Басконии в СССР, восхищаясь игрой гостей (разумеется, по рассказам с «воли»). Об этом можно судить по наброскам его стихотворения «Баски играют в футбол», где есть очень примечательные строки: «Мигеля Унамуно бывшие ученики...» То есть, Шаламов видит в смелой и тонкой игре басков след влияния известного испанского писателя-философа. Но эти ассоциации возникли уже в поздние годы. А в августе 1937 года Шаламова уже ждала Колыма, бухта Нагаево. «Глядя на косматые, грязно-серые разорванные тучи», как писал он в рассказе «Причал ада», «я подумал - нас привезли сюда умирать»... О какой-либо «спортивной» тематике в трагических «Колымских рассказах» Шаламова говорить было бы кощунственно. Но рассказ «Шахматы доктора Кузьменко», герой которого, умирая от голода, в безумии, съел слепленные им из хлеба фигуры - белую ладью и чёрного ферзя, и всё равно умер, потому что не мог съесть раньше всю свою уникальную коллекцию - этот рассказ является одним из шедевров литературы ещё и потому, что автор глубоко понимал тайны этой древней игры. В рассказе «Путешествие на Олу» герой, Шаламов, уже освобождённый из лагеря, наблюдает на магаданском стадионе футбольный матч между местными командами «Динамо-3» и «Динамо-4». Мрачно ироничен комментарий писателя к этому матчу: «Дыхание сталинской унификации определило это скучное однообразие имён. И финальная группа, и предварительная - все состояли из команд «Динамо», что, впрочем, и следовало ожидать в городе, где мы находились». (Клуб «Динамо», как известно, принадлежал тогда к ведомству НКВД, и за имя клуба всеми своими могущественными средствами боролся Л.П. Берия. - В.Е. ) Вот так бывает жёстко детерминирована - судьбой, биографией - любовь или нелюбовь человека к какой-то команде или целому спортобществу. Простому болельщику, тем более поздних времён, до этого никакого дела нет - он любит игру, а не символы, любит конкретных игроков, а не исторический шлейф, что тянется за тем или иным клубом. Всё, кажется, давно забыто - играйте в красивый футбол, и никто не станет вспоминать о прошлом. Но оно, увы, время от времени всплывает: по-научному говоря, выходят наружу культурные архетипы, связанные с памятью поколений... Вопрос о болельщических предпочтениях Шаламова мне всегда казался одним из самых важных для определения его характера. За какой же из клубов он болел, когда вернулся с Колымы и стал понемногу снова привыкать к нормальной столичной жизни 1960-х годов, где футбол всегда занимал особое место? Если не за «Динамо», то за «Торпедо», «Локомотив», ЦСКА или «Спартак»? На эту тему было много расспросов и попыток угадывания - методами исключения, дедукции и индукции. Пытался как-то прояснить эту загадку через И.П. Сиротинскую- ближайшего друга Шаламова последних его лет. Но, как и многие женщины, она была далека от футбола и ничего определённого не смогла ответить, хотя заметила, что «по телевизору он болел яростно». В конце концов, ответ нашёлся. В воспоминаниях С.Я. Гродзенского - сына одного из ближайших друзей Шаламова Я.Д. Гродзенского (опубликованных в 1990 году в еженедельнике «Шахматное обозрение-64») обнаружилось то, что интуитивно угадывалось: «Шаламов был страстным болельщиком, он ходил на «Динамо», но болел за «Спартак». Думаю, симпатии к этому клубу отражали неприязнь к ведомствам, которые представляли соперники «Спартака» - «Динамо» и ЦДСА. Узнав, что по телевизору ожидается трансляция футбольного матча, Варлам Тихонович оживлялся и радостно потирал руки: «Сейчас футбольчик посмотрим». Это не вызывало энтузиазма у домашних, ведь предстояло полтора часа громогласных выкриков и прыжков, небезопасных для мебели»... Итак, Шаламов болел за «Спартак», и это очень символично! Надо полагать, любовь его к клубу возникла ещё в 1930-е годы - как раз на почве противостояния «Динамо». Ему было хорошо известно, что ведущие футболисты «Спартака» братья Старостины по прямой указке всесильного конкурента Берии были репрессированы (о судьбе Старостиных он упоминает и в рассказе «Путешествие на Олу»). И поэтому возвращение Николая Старостина в руководство «Спартака» было для Шаламова - как и для многих других болельщиков - ещё одним знаком исторических перемен. Напомню, что «Спартак» в начале 1960-х годов стал кумиром у большинства интеллигенции, в том числе писателей. За спортивной подоплёкой этих симпатий легко читалась и политическая. В футболе это имело своё преломление: «Спартак» никогда не выглядел командой военизированной выучки, рациональной дрессуры - он играл свободно. Ведомый Н.Симоняном, клуб в 1962 году стал чемпионом СССР, в его составе блистали В.Маслаченко, И.Нетто, А.Ильин, Ю.Севидов, Г.Хусаинов, Г.Логофет... Подкупала в «Спартаке» склонность к игровой импровизации, непредсказуемость и при этом - отчаянная воля к победе. Эти качества не могли не импонировать всякому творческому человеку, и Шаламову - тем более. Менял ли Шаламов свои предпочтения, разочаровывался ли в любимом клубе (а поводы были - «Спартак» выступал неровно), сведений нет. Но предполагать нечто подобное, зная характер писателя, который всегда верил в высшие подъёмы духа человека (и команды) - невозможно. Болельщиком Шаламов был профессиональным. Ещё в конце 1950-х годов он написал для журнала «Москва» целую статью о психологии футбола, где использовал научные исследования института физкультуры им. Лесгафта. «Выигравшие команды, - отмечал он, - забивают мячи более всего в первые 15 минут (и первой, и второй половины игры). Подавляющее психологическое значение имеет первый гол в ворота команды. В 54 из 65 международных встреч советские футболисты проиграли 9 игр. Во всех этих девяти играх первый гол был пропущен советскими футболистами. В этом отношении всегда следует помнить пример знаменитого нашего футболиста Федотова, умевшего мобилизовать волю, и свою, и команды, в подобных случаях». Насколько актуально звучит, не правда ли? А ещё более значительна горячая фраза писателя, заключающая этот очерк: «Всё пройдёт, а футбол пребудет навеки...» Шаламов регулярно покупал «Спутники любителя футбола», где печатались не только календари игр, но и разнообразные заметки о выдающихся людях, занимавшихся спортом. Особенно восхищала его личность знаменитого физика Нильса Бора, который в молодости был вратарём сборной Дании. В дневнике Шаламова приведена заметка о Н.Боре: «Во время скучных матчей, когда датчане нападали, учёный вратарь решал спокойно сложнейшие формулы и уравнения на белой поверхности штанг. Говорят, эти ворота с уравнениями сохранились». С особым значением Шаламов подчёркивал, что А. Конан Дойль (которого он очень уважал как писателя) играл центральным нападающим в клубе своего университета, увлекался боксом, регби, коньками и лыжами. А романтик М.Метерлинк, с удивлением узнавал писатель, был, оказывается, боксёром и автомобилистом. Все эти открытия служили для Шаламова доказательством возможности вполне гармоничного сочетания физического и духовного развития человека, во многом подрывавшего новейший миф ХХ века об «узкогрудых учёных» вроде А.Эйнштейна. Сам писатель, несмотря на все перенесённые невзгоды, в 1960-е годы выглядел «викингом» (определение И.П. Сиротинской). Когда-то на Колыме со своим 180-сантиметровым ростом он весил всего 48 килограммов, но и восстановление сил не избавило его от вечной костистой худобы. Спортом он не занимался, единственное, что любил - плавать, и в Серебряном бору, и в Коктебеле. В начале 1970-х годов здоровье Шаламова стало резко ухудшаться. Но он с горячим интересом продолжал следить за самыми важными спортивными событиями. В его личном архиве сохранился билет на шахматный матч Карпов - Корчной, проходивший осенью 1974 года в Колонном зале Дома Союзов. Архивному делу сопутствует вырезка из газеты «Советский спорт» под названием «Крушение на дебютных рельсах». Шаламов сделал свой комментарий: «Тут скорее крушение на шахматных рельсах, ибо Карпов не пропускает такой небрежности, неряшливости, ошибок. Корчной проиграет матч...» (И он оказался прав!) Сопровождается эта запись философским заключением Шаламова: «Я оставил шахматы в тот самый день, как убедился, что они больше берут, чем дают - и времени, и душевных сил. Как ни незначительна роль стихов в жизни, всё же она побольше, чем у шахмат». Наконец, последнее свидетельство о Шаламове-болельщике из его дневников: «Инсбрук, 1976 г. Замечательная Белая Олимпиада! Не было нападений террористов - мюнхенские убийства, ни случайных людей. Что для меня лично было всего дороже? Женская золотая эстафета с результатом - СССР - Финляндия - ГДР, где золото было создано из ничего, даже не из нуля, а из минус четыре, секунд, проиграла Балдычева на общем старте. Её столкнули, она упала. Второй этап Зоя Амосова,Г.Кулакова, Сметанина». О чём говорят все эти факты - для многих, наверное, неожиданные? О том, что великому писателю, автору «Колымских рассказов», не было чуждо ничто человеческое? Но это, наверное, слишком банальный вывод. Зная биографию писателя, и зная, сколько душевных сил отнимала у него литературная работа («Я всегда говорю сам с собой, когда пишу. Кричу, угрожаю, плачу, и слёз мне не остановить»), можно говорить, что спортивное болельщичество было для него не просто отдушиной, эмоциональной разрядкой, а самым действенным лечебным средством, отвлекавшим от тяжких дум. Валерий ЕСИПОВ |