Только от старости...

В бурные годы Французской буржуазной революции из-под пера одного из ее активных деятелей - математика и философа Жана Антуана Кондорсе - вышло сочинение с примечательным названием: «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума». Книга жирондиста, приговоренного Конвентом к смерти, пронизана безграничной верой в грядущие успехи человечества. Одно из оптимистических предсказаний Кондорсе касается небывалого продления жизни человека. «Человек не станет бессмертным, - полагал он, - но расстояние между моментом, когда он начинает жить, и тем, когда естественно, без болезни, без случайности он испытывает затруднение существовать, не может ли оно беспредельно возрастать?»
Написанное в тюрьме сочинение Кондорсе было опубликовано и не прошло незамеченным. Одно из возражений - и именно по поводу возможности значительно продлить жизнь человека - пришло из-за Ла-Манша и принадлежало Томасу Роберту Мальтусу, чей нашумевший «Опыт о законе народонаселения» появился всего четыре года спустя после выхода «Эскиза» Кондорсе. Если погибший в водовороте исторических событий, принявший яд, чтобы избежать эшафота, французский маркиз был страстным оптимистом, то его английский оппонент, несмотря на благополучную, размеренную жизнь священника и преподавателя, являл собой пример крайнего пессимизма. «В пользу предположения об увеличении продолжительности человеческой жизни,- писал он,- мы не находим ни одного постоянного, достоверного признака с момента сотворения человека до настоящего времени».
Кто же был прав в этом споре - Кондорсе или Мальтус?

Десять лет и десять тысячелетий

Десять лет - это прирост средней продолжительности жизни человека со времени палеолита до XVIII века. Как минимум десять тысячелетий понадобилось, чтобы достичь такого прироста и закрепить его. Похоже, что в отношении прошлого Мальтус был весьма недалек от истины.
Антропологи и палеодемографы в XX веке потратили немало усилий, чтобы, изучая останки древнейших людей, найденные при раскопках доисторических захоронений, хотя бы приблизительно оценить, сколько жил человек позднего палеолита и мезолита. По их оценкам, высшим достижением этих эпох была средняя продолжительность жизни, несколько превышающая 20 лет. Чаще она бывала ниже, но ненамного. Если бы у каких-нибудь групп людей она опустилась, скажем, до 15 лет, они оказались бы обреченными на вымирание. Стало быть, без большого риска ошибиться можно сказать, что 10-40 тысяч лет назад средняя продолжительность жизни наших предков колебалась примерно вокруг 20 лет.
А теперь обратимся к гораздо более близким временам, к XVII столетию, когда появились телескоп и микроскоп, было доказано, что Земля вращается вокруг Солнца, создана теория всемирного тяготения, открыто кровообращение и разработано дифференциальное и интегральное исчисление. На фоне великих достижений XVII века не слишком заметным кажется еще один шаг науки, имеющий непосредственное отношение к теме нашего разговора: два англичанина - купец Джон Граунт и знаменитый астроном Эдмунд Гал-лей - построили первые таблицы смертности. А между тем для демографии это событие не менее важно, чем создание телескопа для астрономии, и не случайно именно от него принято вести отсчет времени существования демографии как науки. Таблицы смертности открыли путь наблюдения и измерения там, где прежде возможны были лишь догадки, а это и был пропуск в клуб наук Нового времени.
Так вот, в конце XVII века были построены первые таблицы смертности (Граунт построил таблицу для Лондона, а Галлей - для Вроцлава), а по их примеру уже в XVIII столетии стали строиться такие же таблицы для различных частей стран Западной Европы и США, и все они показывали, что средняя продолжительность жизни либо не достигала 30 лет, либо незначительно превышала эту величину. Впоследствии этот результат проверялся различными способами и всякий раз подтверждался. Например, таблицы смертности, построенные не так давно, на базе генеалогических исследований для высшей европейской аристократии с 1500 года, показали, что в XVI- XVII веках средняя продолжительность жизни у нее лишь немного превосходила 30 лет и только в XVIII столетии впервые превысила 35 лет. А ведь речь идет об очень немногочисленной социальной группе, жившей в самых лучших по тогдашним временам условиях, недосягаемых для подавляющего большинства населения.
35 лет - потолок, выше которого средняя продолжительность жизни не поднималась, как правило, за всю историю, чаще же она была существенно ниже, в античности, в средние века - примерно 25-30 лет. Да и к концу XVIII века, казалось, мало что изменилось; по таблице смертности, составленной Э. Дювийяром для предреволюционной Франции, средняя продолжительность жизни приближалась к 29 годам. Так что пессимизм Мальтуса имел основания, казавшиеся ему научными. Он гордился своим ученым педантизмом и, оспаривая «ребяческие мечты» Кондорсе, назидательно писал: «Если, не имея ни одного признака, указывающего на возможность какого-либо изменения, мы вправе утверждать, что такое изменение все-таки совершится, то нет положения, на котором мы не могли бы настаивать, и предположение о том, что Луна сольется с Землею, имело бы одинаковую достоверность с утверждением, что завтра взойдет Солнце».
Но верным оказалось все же оптимистическое провидение Кондорсе. Со времени появления его трактата не прошло еще и двух столетий, а средняя продолжительность жизни во Франции, как и во всех других экономически развитых странах, увеличилась по меньшей мере на 40 лет - в четыре раза больше, чем за всю предшествовавшую историю. К началу нынешнего десятилетия в четырнадцати странах она уже превышала 70 лет для мужчин, в двадцати странах - 75 лет для женщин.
Что же произошло за. этот очень короткий по историческим меркам период?

Homo protectus - человек защищенный

А произошло то, что впервые за всю историю удалось надежно оградить человека - даже и простого смертного - от смертоносных сил, от. которых прежде у него не было никакой защиты.
Да, человек смертен. С возрастом он стареет, ослабевает его способность адаптироваться к среде, увеличивается вероятность смерти. Эти процессы эндогенные, то есть внутренние, они генетически запрограммированы, смерть в преклонном возрасте, к которой они подводят, естественна.
Однако в прошлом подавляющее большинство людей умирало не в старости, а гораздо раньше - из-за неблагоприятных внешних (экзогенных) воздействий, превосходящих защитные силы даже вполне жизнеспособного организма.
На протяжении тысячелетий постоянно повторялись катастрофические подъемы смертности, перед которыми человек оказывался совершенно беззащитен. Ужас перед ними хорошо передает яркий библейский образ: «Конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть... умерщвлять мечем, и голодом, и мором, и зверями земными». Эпидемии, неурожаи, войны, стихийные бедствия с завидным постоянством обрушивались на людей, производя огромные опустошения, унося миллионы жизней, охватывая громадные территории. «Не токмо во единой Руси бысть гнев божий мором,- повествует летопись об одной из эпидемий XIII века,- но и в Ляхах; тое же зимы и в Татарах изомре все кони, и скоте, и овце, все изомре, не остася ничесоже». Знаменитая эпидемия чумы XIV века , - «черная смерть» - унесла не менее четверти населения Европы, число умерших «было столь велико, что страшно было слышать о том, не только что видеть»,- писал ее очевидец Д. Боккаччо.
Катастрофические подъемы смертности - неотъемлемая часть жизни всех прошлых эпох, хотя все же они были событиями из ряда вон выходящими. Но в обычные годы смертность тоже была очень высокой - из-за самых «нормальных» условий повседневного человеческого существования: хронического недоедания, тяжелого труда, антисанитарного состояния жилищ, неверных санитарно-гигиенических представлений. Из-за этого лишь немногие родившиеся доживали до старости.
Именно внешние для организма условия тысячелетиями определяли «традиционную» смертность. Причины ее столь долгого господства - в материальных и социальных условиях жизни аграрных обществ, в низком уровне развития производительных сил, в ограниченности знаний о природе и человеке.
Развитие капитализма после Великих географических открытий изменяло материальные условия жизни европейского общества и социальные отношения внутри него, постепенно складывалось новое соотношение сил человека и смерти. Примерно с середины XVIII века в Западной Европе появились признаки надвигающихся перемен, однако тогда, как мы видели на примере Мальтуса, их заметили далеко не все.
Во второй половине XVIII века в Западной Европе впервые в истории удалось ограничить экстраординарную смертность и резко уменьшить количество и высоту ее катастрофических подъемов. А с XIX века развернулось наступление на внешние факторы «нормальной» смертности.
С развитием промышленности и сельского хозяйства, транспорта и торговли постепенно прекратились острые вспышки голода в Западной Европе, улучшилось питание людей и в обычные годы. Огромную роль в борьбе со смертностью сыграло развитие медицины.
Вот еще один парадокс истории: одновременно с появлением пессимистического сочинения Мальтуса, в том же 1798 году, его соотечественник Эдуард Джеинер опубликовал сообщение об открытии вакцинации оспы, а вместе с тем и принципа индивидуальной защиты человеческого организма; этому принципу суждено было стать одним из краеугольных камней профилактической медицины. Создание в последней трети XIX века бактериологической теории болезней, последующие успехи микробиологии, другие достижения медицины позволили воздвигнуть и все более укреплять барьер, ограждающий организм человека от опасных для жизни инфекций, Менялись образ жизни и бытовые навыки людей. Забота о чистоте тела, одежды и посуды, элементарная гигиена питания, умение бороться с насекомыми-паразитами и тому подобные обычные для нас вещи очень молоды. Еще в начале XVII века англичанин Т. Кориат, путешествуя по Италии, был поражен тем, что «итальянцев нельзя заставить есть руками: они исходят как бы из того, что не у всех руки чисты». На протяжении XVII-XVIII веков обычаи не есть руками, ежедневно умываться, менять белье и так далее постепенно распространялись среди богатой части населения европейских стран. Но только в XIX веке они стали прочно входить в быт народа: с одной стороны, разрушалась замкнутость сельской жизни и новые культурные навыки стали распространяться довольно быстро, с другой - началось серийное производство более рациональной и гигиеничной одежды, дешевых товаров массового потребления (белья, посуды), доступных гигиенических средств (мыла и так далее), медикаментов.
Становились все благоустроеннее жилища, развивалась санитарная техника, в начале XIX века впервые занялись реконструкцией городов, создавая в них централизованные системы водоснабжения, канализации, очистки. Люди научились обеззараживать питьевую воду, стерилизовать пищевые продукты. Постепенно менялись условия труда, развивалась техника безопасности.
И, наконец, еще одна важнейшая предпосылка стремительного роста защищенности человеческой жизни - изменения в общественном сознании. Люди прошлого не осознавали связи между высокой преждевременной смертностью и примитивными условиями своего существования и считали невозможной борьбу за . продление жизни.
Необходимо было осознать человеческую жизнь как высшую "данность и преодолеть пассивность человека перед лицом смерти. Это стало возможным благодаря формированию - начиная еще с эпохи Возрождения - нового духовного облика европейского общества. Новое сознание и новые материальные условия сделали возможной деятельную борьбу с преждевременной смертностью.
И что же? Люди не стали бессмертными. Они лишь стали умирать от иных, нежели прежде, причин, и это решило все дело.

От чего умирать лучше?

Различные внешние и внутренние воздействия приводят к смерти, преобразуясь в ее непосредственные причины, например в те или иные болезни. Эти причины индивидуальны для каждого человека, в них по-разному сочетается действие как внешних, так и внутренних факторов. Одни болезни связаны в основном с естественным старением (такова, например, ишемическая болезнь), другие вызываются главным образом неблагоприятными условиями жизни (скажем, туберкулез).
Когда удалось установить контроль над многими опасными для жизни факторами внешней среды, соотношение причин смерти разной природы резко изменилось. Впервые чаще всего стали умирать от болезней, обусловленных естественным старением организма (болезни системы кровообращения), а болезни, источник которых во внешних воздействиях на организм - детские инфекционные болезни, туберкулез, острые желудочные и простудные заболевания в младшем и среднем возрасте и тому подобное - отодвинулись в конец списка причин смерти, некоторые и вовсе исчезли из этого списка.
Характер и масштабы совершившегося переворота легко оценить, посмотрев, например, как' изменилось соотношение причин смерти мужчин Англии и Уэльса всего лишь за столетие - с шестидесятых годов прошлого по шестидесятые годы нынешнего века. В начале этого периода ста десяти человекам из каждой тысячи родившихся предстояло умереть от туберкулеза легких, еще ста двадцати - от других инфекционных и паразитарных заболеваний. К середине нашего века от туберкулеза умирало лишь шестеро из каждой тысячи и родившихся, от других инфляционных болезней - четверо. Смертность от некоторых острозаразных болезней, особенно детских, снизилась на 95-99 процентов, иногда практически совсем сошла со сцены.
Но ведь те, кто теперь не погибает, от скарлатины, туберкулеза или оспы, не остаются жить вечно. Они умирают от других причин, и мы знаем, от каких. В той же Англии всего за сто лет резко возросло число умирающих от болезней сердца и других органов кровообращения (со ста двадцати до пятисот из каждой тысячи родившихся), а также от рака (соответственно с пятнадцати до двухсот). Велик ли выигрыш от замены одних причин смерти другими?
Да, выигрыш очень велик.
Есть тесная связь между причинами смерти и возрастом, в котором она наступает. Это понятно. Поскольку болезни сердечно-сосудистой системы связаны прежде всего со старением организма, умирают от них чаще всего в преклонном возрасте. Рак, по-видимому, обусловлен преимущественно влиянием канцерогенных факторов среды. Но это обычно не одноразовое, а накапливающееся влияние, период накопления достаточно долог, так что и от рака люди умирают в преклонные годы. А вот резко враждебные организму факторы среды, действие которых проявляется через короткое время, например массовые инфекции, мало считаются с возрастом и приводят к смерти детей и взрослых в расцвете сил.
Стало быть, вопрос о том, от каких причин мы умираем,- это, в значительной степени, и вопрос о возрасте, в котором наступает смерть. От дифтерии или скарлатины умирают в основном маленькие дети, а средний возраст смерти от ишемической болезни - семьдесят и более лет. Новое соотношение причин смерти несет огромный выигрыш - выигрыш в годах и десятилетиях прожитой жизни.
Кроме того, от тех же сердечно-сосудистых заболеваний пли рака теперь умирают в более преклонном возрасте, чем прежде.
Вот и получается, что вопреки довольно широко распространенному заблуждению, рост смертности от сердечно-сосудистых заболеваний и рака в экономически развитых странах не свидетельствует о каких-то неблагоприятных процессах. Более того, относительно низкая доля смертей от этих причин - первый признак того, что в стране или регионе все еще сохраняются пережитки архаичного соотношения причин смерти.
Сравним, например, две страны - Швецию и Португалию. В Швеции из каждой тысячи родившихся мальчиков примерно половине предстоит умереть от сердечно-сосудистых заболеваний и двумстам - от рака. В Португалии соответствующие показатели существенно меньше - четыреста и сто тридцать. Но ведь это значит, что в Португалии чаще умирают от инфекционных, простудных и тому подобных заболеваний, то есть чаще умирают дети и молодые люди; средняя продолжительность жизни у португальцев должна быть сравнительно низкой. Так оно и есть на самом деле. В Швеции средняя продолжительность жизни мужчин почти семьдесят три года - один из лучших в мире показателей, в Португалии - шестьдесят пять лет, один из худших показателей для развитых стран.
Несомненно, что соотношение причин смерти в Португалии, да и во многих других развитых странах, будет меняться, увеличивая среднюю продолжительность жизни людей. До какой-то степени возрастет она, вероятно, и в самой Швеции. Но все же в экономически развитых странах период «бури и натиска» в борьбе с «экзогенной» смертностью миновал, и рост средней продолжительности жизни замедлился. В той же Швеции, например, за двадцать лет - с 1960 по 1980 годы - она увеличивалась у мужчин не более, чем на полтора года, у женщин - примерно па четыре года, тогда как за 1920-1940 годы и у мужчин, и у женщин она выросла более, чем на девять лет, за 1940- 1960 годы - у мужчин на десять, у женщин - на восемь лет.

Homo longevus - человек долгоживущий

Рост средней продолжительности жизни замедлился, но не прекратился. Есть ли предел ее дальнейшему увеличению?
Такой ближайший предел логично связать с полным устранением всех преждевременных, обусловленных внешним воздействием смертей. Тогда естественное старение останется почти единственной причиной неизбежного конца (некоторая часть ранних смертей может быть обусловлена также врожденными генетическими пороками). Хотя старость обычно не рассматривается как самостоятельная причина смерти, с возрастом человек неизбежно приближается к черте, вблизи которой смерть от любой причины есть прежде всего следствие сильно понизившейся жизнеспособности. В широком смысле это - именно смерть от старости* и было бы хорошо, если бы люди умирали только от старости!
Но пока до этого далеко.
Действие традиционных внешних факторов смертности в экономически развитых странах сильно ограничено, но не устранено полностью. И здесь еще немало преждевременных, ранних смертей, вызываемых в основном нездоровыми условиями жизни, [изной санитарной культурой, плохим медицинским обслуживанием, стрессовыми ситуациями. И здесь дети и взрослые все еще умирают от инфекционных, простудных или хронических желудочных заболеваний, неблагоприятные внешние воздействия вносят немалый вклад и в смертность от болезней сердца, более раннюю, чем она могла бы быть.
Более того, экономический и технический прогресс, благодаря которому стал возможен контроль над многими давно известными внешними факторами смертности, порождает новые подобные факторы, которые не всегда удается быстро нейтрализовать. Это и чрезмерно напряженный ритм городской жизни, и загрязнение природной среды, и рост числа транспортных происшествий, и вообще вся растущая сложность искусственной, техногенной среды, в которой приходится жить и работать человеку. И сегодня несчастные случаи и травмы устойчиво остаются одной из главных причин смерти во всех экономически развитых странах. Факторы среды служат причиной возникновения 75-80 процентов злокачественных опухолей. Все это сильно тормозит рост средней продолжительности жизни, и каждая новая победа дается с большим трудом, требует возрастающих сил и средств. Смерть только от старости пока везде остается недостигнутым идеалом.
А между тем наука все ближе подходит к тому, чтобы атаковать саму старость и тем самым открыть новый фронт борьбы со смертью. Мы видели, что до сих пор все победы в этой борьбе вели к более полному использованию генетически запрограммированного срока жизни, свойственного человеку как представителю биологического вида Homo sapiens. Сама же генетически запрограммированная продолжительность жизни если и изменялась, как полагают некоторые биологи, то очень незначительно. Судя по их оценкам, за последние сто тысяч лет (то есть начиная со времен существования неандертальца - ближайшего предшественника Человека разумного) максимальная потенциальная продолжительность жизни человека увеличилась на 14 лет. А ведь реальная средняя продолжительность жизни только за последние десять тысячелетий выросла, по крайней мере, на пятьдесят лет. И «лишние» годы жизни человек отвоевал, установив социальный контроль над внешними факторами смертности.
Воздействие же на внутренние процессы, на само старение до сих пор было недоступно человеку. Однако сейчас наука серьезнее обращается к принципиально новой проблеме - как отдалить старость. Исходя из сегодняшних наших представлений, к этому можно прийти двумя путями: либо искусственно изменить генетическую программу, которая определяет видовую продолжительность жизни, либо с помощью химических и физических средств затормозить процессы старения, действуя на более высоких биологических уровнях.
Многие авторитетные специалисты смотрят на возможности искусственно увеличить видовую продолжительность жизни человека с большим оптимизмом. Говорят о средней продолжительности жизни человека будущего в 150, 200 лет, о продлении ее в десятки и сотни раз, даже о достижении «практического бессмертия», о создании новой науки - «иммортологии».
Возможно ли и нужно ли это? Люди задавались такими вопросами задолго до того, как появились реальные подходы к их разрешению. Вспомним того же Кондорсе - ведь он писал не просто об увеличении средней продолжительности жизни (что произошло в действительности), но и полагал, что она «...должна беспрестанно увеличиваться, по мере того, как мы углубляемся в будущность» и может приближаться «к беспредельной продолжительности, никогда ее не достигая». Вспомним, однако, и несчастных струльдбругов - бессмертных, встреченных Гулливером во время одного из путешествий: бессмертие отнюдь не было для них благом.
В этой проблеме пока много неясного не только для биолога, но и для социолога и демографа. Но, в конце концов, дело ведь не только в достижении библейского долголетия. Смысл контроля над процессами естественного старения можно видеть в другом. До сих пор удавалось только защитить организм человека от внешних, экзогенных воздействий, теперь появится возможность подойти к внутреннему, как к внешнему, защитить организм от его собственной биологической природы, «окультурить» ее. Если бы действительно удалось найти «геропротекторы» - средства, которые позволили бы замедлить старение и тем самым укрепить организм «изнутри», затормозить убывание с возрастом его способности противостоять неблагоприятным внешним воздействиям, это могло бы иметь тот же эффект, что и устранение самих этих воздействий, и притом, может быть, более доступной ценой.

А. Вишневский,
доктор экономических наук